Только одна ночь - Кира Дэвис

Может, мой роман с Робертом Дейдом такой же. Стремительный, яркий, сказочный… но теперь он убивает меня. Я утратила самообладание, а для меня, для всей моей жизни, самообладание – это кислород.

Я внимательно всматриваюсь в краски за окном, страстно желая, чтобы они никуда не делись. Что, если бы я никогда не встретила Дейва? Что, если бы я нашла эту любимую работу сама? Что, если бы я была свободна, когда встретила Роберта в Вегасе? Как бы тогда все обернулось? Начали бы мы встречаться, как обычные люди? Нет, в том, что касается Роберта Дейда, ничего обычного просто не существует. И все же мы могли бы стать парой. Я в этом абсолютно уверена. Мы бы стали путешествовать вместе: взбирались бы на пирамиды майя, занимались бы любовью в «Королевском отеле» Парижа, а за окнами сад Тюильри.

Но что-то от моих размышлений тянет заурядностью. Нет, мы могли бы поехать в Ниццу, в музей Марка Шагала, и снять концертный зал для частного представления. Не то чтобы музей на это обычно соглашался, но для монсеньора Дейда нет ничего невозможного.

Маленький оркестрик ждет нас на сцене, когда мы входим в зал, затопленный голубым светом, льющимся сквозь витражи. Пианист уже сидит за роялем, который был бы ничем не примечательным, если бы открытая крышка не явила взору любовников на серо-голубом фоне. Вокруг них столпились крестьяне, фигурки размером в четверть от главных героев. Они даже не пытаются соперничать с величием пары, но, кажется, купаются в исходящем от них тепле.

Роберт ведет меня между рядами пустых кресел, пока мы не оказываемся у самой сцены. Он отступает назад и протягивает мне руку ладонью вверх – общеизвестное приглашение, которое он сопровождает словами: «Потанцуете со мной?»

Я беру его за руку, и оркестр начинает играть. Басы такие низкие, что их вибрации проникают мне под кожу, а Роберт тем временем ведет меня в танце. Это вроде бы вальс, но в то же время и не вальс, а наш и только наш удивительный, уникальный танец. Я запрокидываю голову и смеюсь, кружась по комнате в объятиях голубого свечения и Роберта Дейда.

Но вот он останавливается прямо в центре площадки и с ленивой улыбкой сообщает мне, как я прекрасна. Я поднимаюсь на цыпочки и целую его в губы, сначала легко, но потом его руки ложатся мне на затылок, и он прижимает меня к себе.

Музыка сливается с моим пульсом, и мы снова начинаем танцевать. Но на этот раз совсем другой танец. Наши рубашки летят на пол, когда соната кончается, увлекая нас в другую мелодию. За рубашками следует его ремень, моя юбка и все прочее, пока мы не танцуем абсолютно голые. Красный голубь на синем стекле, кажется, вот-вот спикирует на нас, когда его язык распахивает мои губы. Музыка бежит по венам, мы раскачиваемся. Я чувствую, как напрягается его естество. Музыканты словно не замечают нас; им не место в моих грезах. Они всего лишь музыкальное сопровождение к нашей страсти. И когда он укладывает меня на пол, когда я перекатываюсь на него, сажусь на него верхом и ощущаю внутри его пульсацию, я знаю, что в конечном счете есть только мы. Я медленно двигаюсь на нем, следуя ритму музыки.

У музыкантов есть сцена, у нас есть мы.

Руки Роберта ложатся на мою талию, ведут меня, управляют моими движениями так, чтобы я прочувствовала всю длину его копья внутри себя. Нарисованные воспоминания из юности Шагала падают с неба, когда Роберт садится. Он все еще внутри меня, а я сижу к нему лицом у него на коленях. Несколько секунд мы не шевелимся; просто пользуемся мгновением, чтобы осмыслить суть единения – единения наших тел, наших глаз, наших чувств.

И вот танец начинается заново. Я задыхаюсь, когда его бедра прижимаются ко мне, раскрывают меня, пока мне не начинает казаться, что внутри меня не только он, но и сама музыка, она растекается по телу, отдается в каждом нерве, заставляет сгорать от желания.

Одним решительным жестом он опрокидывает меня, и я льну к нему, когда он выходит только для того, чтобы снова рывком войти в меня и нежно поцеловать.

– Я люблю тебя, – говорит он, и я отвечаю ему тем же.

Он закидывает мою ногу себе на плечо.

– Следуй за мной, – шепчет он.

С этими словами он вновь входит в меня, и мой мир наполняется экстазом. Музыка, искусство, мужчина, который заставляет мое сердце неистово биться… все это несет меня к нирване, любовники Шагала кружатся в своем голубом свете, а я кричу, и мой крик эхом отдается от стен.

Его пот смешивается с моим потом, мои ноздри полны запахом секса…

И мы кончаем.

Он переворачивает меня на живот и опять входит в меня. Я вижу на полу отражение голубого – холодный контраст бушующего внутри алого пламени. Он проникает все глубже и глубже, его рука гладит меня по спине, вознося на вершину блаженства. И я снова кончаю, и слышу, как он тоже кричит. Мы вместе взлетаем в лазурные небеса концертного зала Шагала на крыльях музыки.

Мое имя у него на устах, именно его я слышу, когда он утыкается мне лбом в лопатки.

– Я люблю тебя, – повторяет он, когда музыканты переходят к более медленной мелодии.

И я знаю, что это правда.

Так же как знаю, что закат за моим окном красив.

Но, как и моя фантазия, он гаснет. Меня окружает тьма.

Дверь моего кабинета распахивается. Я не поворачиваюсь посмотреть, кто это. Я и так понимаю это по тому, какой тяжестью наливается кольцо у меня на пальце.

– Рабочий день закончен, – говорит Дейв, в его голосе сквозят новые жестокие нотки. – Собирайся. У меня есть планы.

Мы практически молча ползем по пробке на 405-м шоссе. Дейв следит за дорогой, руки на руле. От его одежды пахнет сигарами. Значит, перед тем, как приехать ко мне, он заезжал в мужской клуб, сидел в кожаном кресле, фыркал, пока какой-нибудь брокер рассказывал скабрезный анекдот, и наслаждался тем, что принадлежит к элите. Но как бы ни тешило это его эго, стоило ему оказаться рядом со мной, и вся его радость рассыпалась прахом.

Я хочу сказать ему, что, если ему так противно мое общество, пусть позволит мне уйти и освободит нас обоих. Но я знаю, что он на это не пойдет. Здесь уже замешана гордость и, может, если выражаться словами Аши, привилегии. Есть и другое, какие-то скрытые от меня эмоции и мотивы, но я сегодня слишком устала, чтобы заглядывать в этот бульон. Я прижимаюсь виском к оконному стеклу и думаю о том, как долго я сумею протянуть с разговором.

– Я сегодня беседовал с твоими родителями, – бросает он.

Я чувствую, как легкие заполняет смог.

Я заставляю себя не поддаваться панике и рассмотреть факты. Дейв – это не Аша. Он вполне способен солгать. И сейчас может говорить неправду. У него есть причины желать вывести меня из себя.

– Ты звонил им, – скорее утверждаю, чем спрашиваю я. Если я ошибаюсь, он ухмыльнется, невольно давая мне ключ к тому, что происходит. Если же я права, он сочтет, что я знаю его лучше, чем есть на самом деле.