Военный врач. Хирургия на линии фронта - Дэвид Нотт

Мне было одновременно и радостно, и грустно. Грустно оттого, что я успел подружиться с некоторыми хирургами и врачами из больниц Мисураты, а радостно потому, что впервые удалось использовать свой опыт военной хирургии, чтобы обучить местных врачей и усовершенствовать их повседневную работу. Я гордился тем, что, как мне казалось, смог отыскать в себе лидерские качества, чтобы начать учить. Кроме того, я обнаружил, что существует понятный всем язык хирургии, способный преодолеть любые языковые барьеры.

По мере выхода лодки из гавани волнение на море все усиливалось, и вскоре лодка снова начала крениться то в одну, то в другую сторону под углом почти сорок пять градусов. Более того, мы плыли все медленнее, нас швыряло, а вода переливалась через борта лодки. Капитан объявил, что из-за сильных волн ему пришлось снять руль и теперь он вынужден управлять лодкой с помощью тяговых двигателей. Прошло всего два часа пути, а нам только и хотелось, что сойти с этой проклятой лодки – даже если бы нас схватили войска Каддафи, было бы комфортнее. Когда же прошло двенадцать часов, нас всех так укачало, что смерть стала казаться не такой уж и плохой альтернативой.

Так продолжалось еще целый день и ночь. Как минимум сутки мы вчетвером сидели в каюте, передавая друг другу ведро – нас выворачивало наизнанку. В общей сложности понадобилось тридцать семь часов, чтобы вернуться в Валлетту. Когда лодка наконец причалила, мы были не в состоянии идти, и все девять человек выползли на берег на четвереньках, хватаясь за все, что попадется под руку, чтобы не упасть. Мы ползком забрались в машину и так же из нее выбрались, когда нас привезли в гостиницу. Помню, как лежал на кровати, держась за ее боковины, а вся комната ходила ходуном вокруг меня. Время от времени я засыпал, надеясь больше никогда не проснуться.

Преподавательский опыт в Ливии подтолкнул меня к тому, чтобы попытаться составить учебную программу на основе того самого «Полного курса хирурга-травматолога», которая затрагивала бы все специальности, связанные с работой хирурга в зонах боевых действий и стихийных бедствий. Я понимал, что хирургическая подготовка в развитых странах становится все более узкоспециализированной – настолько, что начал переживать, что хирурги больше не смогут заниматься волонтерской деятельностью. У них попросту не было бы всех необходимых навыков для лечения всевозможных травм, с которыми сталкивается в полевых условиях каждый военный хирург.

Такое ощущение, что хирургические специальности становятся с каждым годом все у́же. Теперь существуют хирурги верхних и нижних отделов желудочно-кишечного тракта, а также специализирующиеся только на органах средней части брюшной полости, таких как печень и поджелудочная железа. Даже в сосудистой хирургии теперь в Великобритании есть хирурги, которые занимаются только операциями на аорте. Другие оперируют лишь артерии нижних конечностей, а третьи и вовсе имеют дело исключительно с венами.

Реконструктивная хирургия, одна из специальностей плановой хирургии, играет важнейшую роль в работе травматолога. Пластические хирурги способны менять будущее пациентов, страдающих от таких врожденных дефектов, как заячья губа или волчья пасть, а довольно простые пластические операции при боевых ранениях, например реконструкция при обширных повреждениях или закрытие кожей обнаженной кости, могут помочь зажить ранам, которые в противном случае были бы подвержены инфекции. Когда я впервые увидел обнаженную большеберцовую кость пациента, закрытую мышцей из другой части тела, это было настоящей революцией.

Хирургам, имеющим дело с подобными травмами, необходимо уметь уверенно обходиться без всех хитроумных диагностических приспособлений, которыми они привыкли пользоваться дома, принимать верные клинические решения и при необходимости забирать пациента прямо в операционную. Мы слишком сильно полагаемся на диагностические исследования и почти не доверяемся своей клинической смекалке – в основном из-за страха судебных разбирательств. Одной из главных целей «Полного курса хирурга-травматолога» было привить участникам уверенность в себе. Мы хотели, чтобы люди могли принимать правильные решения, отталкиваясь от собственных наблюдений, а затем смело выполнять те большие разрезы, что зачастую требуются, когда имеешь дело со смертельно опасными травмами.

По возвращении в Лондон из Ливии у меня состоялся ряд встреч в Королевской коллегии хирургов, где обсуждалось дальнейшее развитие идей, заложенных в моем курсе. В результате появился «Курс подготовки хирургов к работе в тяжелых условиях». В его рамках хирургов учат иметь дело с травмами, типичными для зон боевых действий и стихийных бедствий, без какой-либо подстраховки со стороны компьютерных томографов, рентгеновских аппаратов и другого высокотехнологичного оборудования. Причем порой самое главное – это понимать, когда лучше не проводить операцию с имеющимися ограниченными ресурсами.

В течение пяти дней интенсивного обучения хирурги учатся иметь дело со всеми системами и участками человеческого тела. Курс затрагивает кровоизлияния в мозг, инородные тела в черепе, переломы лица, травмы шеи, включая обструкцию дыхательных путей, травмы грудной клетки, в том числе объяснение, как проводить торакотомию, а также травмы сердца и легких. Затем мы рассматриваем все необходимые операции брюшной полости и таза, включая случаи перелома расположенных здесь костей, а также операции по лечению переломов верхних и нижних конечностей. Мы учим хирургов правильно пересаживать кожу и мышцы для закрытия образовавшихся в руках и ногах дыр, что служит жизненно важным навыком, когда имеешь дело с тяжелыми боевыми ранениями. В конце курса рассматриваются разные вопросы акушерства и гинекологии, чтобы у хирургов были все необходимые знания для самостоятельного проведения сложных кесаревых сечений в полной глуши.

Вскоре о нашем курсе узнали все, и крупные НПО начали присылать нам своих хирургов – причем не только волонтеров-новичков, но и многих опытных медиков, желавших освежить знания и усовершенствовать навыки. Однако, несмотря на то что мы – по крайней мере, поначалу – получали финансирование от Министерства международного развития и Реестра травм Великобритании, стоимость курса – с учетом перелета и проживания в Лондоне – была непомерно высокой, что делало его недоступным для большинства хирургов из бедных и развивающихся стран. Я был полон решимости каким-то образом изменить и это.

В январе 2013 года, через несколько месяцев после описанной в первой главе поездки в северную Сирию, я прочитал лекцию в Королевском медицинском обществе о работе организации «Врачи без границ». Ее посетили многие сирийские эмигранты, часть которых занимались созданием благотворительных организаций, чтобы помочь соотечественникам, не сумевшим оттуда выбраться. Ситуация для мирного населения Сирии была критической – люди оказались втянуты в боевые действия и подверглись гонениям со стороны собственного правительства.

После моего выступления состоялся ужин, и лицо человека, сидевшего рядом со мной за столом для почетных гостей, показалось мне смутно знакомым. Внезапно я вспомнил, что в последний раз, когда я его видел, мы стояли лицом к лицу в больнице «Альфа» в Атме и истошно друг на друга орали. Это был Мунир Хакими, ординатор-ортопед из Манчестера, который был вице-председателем благотворительной организации «Помощь Сирии». Мы долго с ним разговаривали, и, как можно было ожидать, между нами оказалось намного больше общего, чем тот нелепый спор. Я понял, почему он повел себя тогда подобным образом в Атме, а он признал, что я был по-своему прав. Мы расстались друзьями.