Принцесса викингов - Симона Вилар

– Вольно же тебе, Франкон, играя словами, вершить людские судьбы. Разве так просто устранить Атли Нормандского, отдав его невесту старшему брату? И не забывай: ты толкаешь меня отдать дочь первому из моих врагов!

– Твой первый враг и соперник – все же Роллон, поверь мне, мессир. Что же касается чувств… Не они правят миром. И, увы, не разум. Все в руках провидения. Поэтому помолимся, чтобы наши планы не рухнули в одночасье.

И тучный епископ, опустившись на колени, сложил холеные руки перед грудью.

Однако герцог Нейстрийский не последовал его примеру. Закупорив мех с вином, он бросил его в чересседельную сумку и любовно огладил жеребца. Он не слишком доверял словам Франкона о том, что нормандский конунг так околдован его племянницей, что готов ради нее креститься. Разумеется, Эмма прекрасна, как майское утро, однако влюбленный мужчина не отдаст свою избранницу кому-либо, пусть даже и брату. Женщина способна посеять между мужчинами вражду, и никогда – наоборот, и родственные чувства не играют в этом никакой роли. К тому же Роберту доводилось видеть супругу Роллона. Она достаточно хороша собой, чтобы любой мужчина не помышлял о другой. Что же до перехода в Христову веру… Пусть даже все обстоит так, как толкует епископ, однако Ролло никогда не пойдет на это – хотя бы из опасения лишиться поддержки своих соплеменников. Их мечи для него важнее всех наслаждений любви. Единственное, что остается, – наследник. Но это опять-таки не значит, что Ролло захочет видеть его христианином. Что же касается Эммы… Роберт готов был поверить, что ей небезразличен варвар. Герцог сам был свидетелем тому, как на пути в Париж она кружила вокруг пленного Роллона, заточенного в клетку. Свою роль могли сыграть их совместные злоключения в дебрях Бретани. И в то же время посланцы Роберта в Руане утверждали, что им доподлинно ведомо, что Эмма делит ложе с Атли. Младший брат Роллона не играл в планах герцога никакой роли. Слабое, никчемное существо. Роберт даже был готов допустить, что Эмма не солгала, уверив Далмация, что живет с Атли как сестра с братом. Это похоже на нее. Даже если Роллон все же соединит их по своему языческому обряду, в глазах христианина это не будет играть никакой роли. Пусть уж Эмма останется для всех дочерью графской четы из Байе, чем наложницей хилого мальчишки. Хотя отдельные изощренные умы склоняются к тому, что Атли служит лишь прикрытием, на самом деле Эмма душой и телом принадлежит Роллону. Забавно, согласился ли бы при этих обстоятельствах Рихард Бургундский взять ее в жены, если бы Роберту удалось отнять Эмму у Ролло? А Карл? Как Каролинг отнесся бы к этому? Ведь это он предлагал норманну принцессу Гизеллу, лишь бы заручиться его поддержкой. Что, если он пронюхает, что пленница викингов доводится ему родней, и первым предложит ее Ролло? Не заключат ли они тогда союз против него – Роберта Парижского? Да, в одном с Франконом можно согласиться – Ролло лучше иметь среди союзников, нежели среди врагов.

– Аминь! – наконец произнес епископ, вставая и отряхивая песок с колен. Бросив быстрый, внимательный взгляд на герцога, он продолжал:

– А теперь выслушай еще одну новость. Сейчас, когда Роллон силен как никогда, он намерен осуществить свою давнюю мечту. Он уже начал переговоры с норманнами Луары и Аквитании о совместном походе против франков. Ты сам понимаешь, насколько это серьезно. Если сговор состоится, человечье мясо и кровь будут стоить дешевле воды из Секваны. Я не уверен в благосклонности небес к многогрешным франкам и не надеюсь, что среди франкской знати вновь найдется Карл Мартелл, который сможет объединить ее и остановить норманнов, как сей достойный герцог остановил мавров при Пуатье[29].

– Ты говоришь серьезно? – обеспокоился Роберт. – И ты приберег такое известие напоследок?

– Мне уже пора, – не глядя на герцога, проговорил епископ. – Для норманнов я отправился в аббатство Святого Эвруля, и мне необходимо появиться там еще до того, как они что-то заподозрят. Будет скверно, если их дозор обнаружит моих людей с мулами в лощине.

– Откуда у тебя эти сведения? – не слушая его, снова спросил Роберт.

– Во дворце Роллона есть мои глаза и уши, – спокойно отвечал Франкон. – И хоть все вы считаете, что я продался норманнам, я никогда не забываю, что в моих жилах течет галльская кровь.

Когда епископ удалился, Роберт развернул коня и двинулся в противоположную сторону. Миновав прокаженных, он бросил в их сторону мех с остатками вина. И лишь при встрече со своей свитой вышел из задумчивости.

– Вам удалось, мессир, увидеться с Франконом? – спросил новый вавассор, отпрыск его старинного вассала, Ги Анжуйский. – Похоже, что вашей племяннице все более небезопасно оставаться у норманнов. Клянусь ранами Спасителя, я своими глазами видел, как грубо обращался с ней Роллон!

Роберт внимательно взглянул на юношу. Он знал, что Ги был обручен с Эммой и все еще надеется добиться у герцога ее руки. Тщетно! Роберт никогда не отдаст девушку за сына вассала, в особенности такого властолюбца, как Фульк Анжуйский. Опасно возвысить этого хвастуна и выскочку, отдав его наследнику франкскую принцессу. И пусть сам по себе Ги безвреден – обычный влюбленный мальчишка, но он старший сын честолюбца Фулька, а никто лучше Роберта не знал, что в честолюбии – корень всякой измены. Нет, об этом не может быть и речи. Роллон Нормандский – другое дело. Союз меж ним и Эммой мог бы сблизить конунга с Робертом. К тому же Ролло сам по себе достаточно силен, чтобы, породнившись с ним, ожидать от него поддержки, а не предательства.

Роберт огляделся. Сквозь расступившиеся кроны деревьев сквозил туманный силуэт на горизонте. Старая крепость Вернонум, расположенная на скале. Когда-то это был римский форт, позже перестроенный Каролингами. Еще Карл Лысый велел возвести в этом краю мощные укрепления для защиты от северных завоевателей. Однако франки так боялись норманнов, что отказывались здесь служить, и крепости со временем стали опорными пунктами самих северян… Не исключено, что Франкон и в самом деле прав, утверждая, что они поселились здесь навсегда, и ему, герцогу Нейстрии, и в самом деле следует подумать о том, чтобы породниться с их правителем…

Однако когда спустя два дня Роберт Парижский вновь возвратился в окрестности Вернонума, теперь, двигаясь открыто, в сопровождении пышной свиты, он не спешил заводить разговор об этом с выехавшим ему навстречу Роллоном. Норманнский предводитель с годами все более начинал походить на франка. И хотя он не обрезал свои длинные волосы и не отпустил, как многие из его воинов, длинные усы на франкский манер, над его отрядом, как у франкских правителей, реяло знамя – вытканный золотом лев на пурпурном фоне. На самом Ролло была длинная туника поверх кольчуги, вышитая вдоль края и на локтях, на плече сверкала драгоценная фибула, удерживающая плащ.

– Рад приветствовать тебя, герцог! – еще издали крикнул он на хорошем франкском языке, и Роберт заметил, как ослепительно сверкнули в улыбке его зубы. Было похоже, что норманн не хочет вспоминать о той их встрече, когда Роберт, выкупив Ролло у бретонского герцога Гурмгайлона, вез его в клетке, как строптивого раба, в Париж. Роберт не опасался вероломства с его стороны, ибо уже убедился, что на слово Ролло можно положиться вернее, чем на клятвы иных франкских князей, произнесенные над святыми мощами, однако поневоле вздохнул с облегчением, когда Ролло протянул ему руку. Они заговорили о прежних ловлях, о том, что почти не осталось туров в здешних лесах и все труднее отыскать добрую дичь.