Дитя среди чужих - Филип Фракасси

этого мужчины начали разговаривать уже цивильно и поняли, что у них схожее воспитание и взгляд на мир в целом – он похож на устрицу, которую нужно только расколоть, чтобы добраться до спрятанной внутри грязной жемчужины.

Как только они вышли, Пита познакомили с Джимом, и после пары небольших дел они сформировали команду.

Однако в этот раз все было гораздо серьезнее. Месяцы сложного планирования. Пришлось привлечь еще двоих – Грег позвал единственного человека в мире, которому доверял, свою сестру Дженни, а Джим позвонил бывшему партнеру. Австралийцу.

Грег не был против Лиама, но и не доверял ему. Не до конца. Грег думал, что, возможно, Джим питал слабость к этому мужику. Может, это все ревность, но Грега что-то немного беспокоит в Лиаме. Напрягает.

К сожалению, на такое пальцем не укажешь. Сначала Грег подумал, что австралиец мягковат, но быстро поменял мнение. Лиам хитрый, да, но не мягкий. Мужик ведь согласился похитить ребенка. Нет, наверное, это все нервы. Или, черт побери, и правда ревность. В конце концов, раньше Грег был правой рукой Джима, а теперь он… кто? Водитель.

Как бы то ни было, Грег решил присматривать за Лиамом на протяжении всего дела. Грег решил, что, возможно, наконец-то выяснит, что его так сильно тревожит – чему он не доверяет,– даже если сам Джим ничего не замечает.

– Видимо, все хорошо,– говорит Джим, и Грег снова фокусируется на боссе и кивает.

В баре тихо, как в могиле, и мрачно, как в пещере. За исключением нескольких огней за стойкой бара и разноцветного свечения музыкального автомата, никакого света нет. Как и окон, не считая стеклянного ромба, выбитого на запертой входной двери, который постепенно светлеет от тускло-голубого до молочно-белого по мере усиления солнечного света.

– Конечно,– говорит Грег.– Оставил посылку у дома в почтовом ящике, о котором мы говорили – первый вариант,– поменял машины. Все безупречно, босс.

Джим кивает. Грег замечает, что на нем форма уборщика – наверняка ему скоро нужно будет вернуться в школу, может, ответить на какие-то вопросы. Но он все знает и готов к этому.

– Вот бы и мне так,– говорит Джим.– Владелец бара обнаглел, захотел в долю и все такое. Даже угрожал мне, представляешь?

Джим засмеялся, и Грег нервно хихикнул с ним. Интересно, где сейчас труп, но, наверное, лучше не знать.

– Между этим и… другим вопросом… – Джим пожимает плечами и проводит огромной рукой по сухой столешнице, покрытой черным лаком.– Короче, мне показалось, что все как-то не очень, понял? Но сейчас все хорошо. Все супер.

– Конечно-конечно,– отвечает Грег, все еще кивая.– Мы уезжаем вечером, да? Тот же план?

– Всегда,– подтверждает Джим и смотрит на часы.– Мне пора. В морозилке есть еда, можешь пользоваться кухней. Только не включай свет. Сегодня все должно быть закрыто. На двери уже висит табличка. Я вернусь около четырех, а потом мы свалим.

– И привет зимним каникулам,– говорит Грег, улыбаясь.

– Еще бы,– соглашается Джим, медленно выскальзывая из-за стола.– Старый тупица Фред берет отпуск. Поеду повидаться с семьей.

– Звучит здорово,– говорит Грег и зевает.

– Это точно. Поспи немного, но не наверху. В той квартире больше не сидим.

– Без проблем,– отвечает Грег, даже не сомневаясь, что именно найдет в маленькой квартирке на втором этаже, где последние несколько месяцев жил уборщик Фред.– Будь сегодня осторожен.

Джим забирает кое-какие вещи со стойки.

– Не о чем беспокоиться. Но надеюсь, что в доме все хорошо, понимаешь? Мне не нравится, что я не там.

– Что может пойти не так? – спрашивает Грег, уже направляясь на кухню и молясь, чтобы в морозилке его ждал замороженный стейк.– Ладно тебе, он же маленький мальчик.

Джим хмыкает и исчезает в тени. Грег слышит, как открывается служебная дверь, а затем с грохотом захлопывается, заставляя вздрогнуть. Словно встряхнутый этим звуком, Грег в мгновение ока понимает, что именно его беспокоит в Лиаме:

Этот мужик абсолютно непредсказуем.

Волнуясь, Грег открывает большую морозилку в поисках стейка для гриля и снова чувствует эти хреновы подергивания. «Нет ничего хуже в деле, чем непредсказуемый напарник»,– думает он, а затем отбрасывает эту мысль – и подергивания,– когда замечает толстый стейк, завернутый в прозрачный целлофан.

– Завтрак чемпионов,– язвит он и сразу напрочь забывает о Лиаме, подергиваниях и о том, что – или кто – лежит в квартире наверху.

2

Генри.

Генри, ты чувствуешь это? Чувствуешь, Генри? Кажется, мы не одни, сынок.

Черт возьми, Генри, вставай. Меня это пугает.

Генри? Генри… бога ради, сын, я сказал ПРОСНИСЬ!

Генри открывает глаза…

…и смотрит прямо на ведро в углу комнаты.

Горячий прилив стыда обжигает его разум при воспоминании о том, как ему пришлось воспользоваться этим ведром посреди ночи при тусклом красном свете вонючего обогревателя. Он плакал, пока писал туда и чувствовал себя как заключенный. Как животное.

И теперь ему снова придется это сделать.

Однако на этот раз все не так плохо. Во-первых, уже не темно, и лучи дневного света, пробивающиеся сквозь заколоченное окно, делают комнату менее зловещей, а его затруднительное положение – менее сюрреалистичным. Прошлой ночью ему казалось, что он застрял в кошмарном сне, где пришлось, дрожа и плача, мочиться в металлический контейнер напротив погруженных во тьму стен комнаты, а пламя застекленного обогревателя не раскрывало того, что могло прятаться за плинтусами или в высоких углах, наблюдая и выжидая.

«Это все равно бесчеловечно,– думает Генри, позволяя себе слабую улыбку гордости за то, что вспомнил это слово.– ОХРЕНЕТЬ КАК БЕСЧЕЛОВЕЧНО!» – мысленно кричит он и чуть не хихикает над тайным ругательством. Его мозг продолжает вопить и орать, пока он сам заканчивает свои дела, и разум наслаждается внутренней свободой, тайным местом, где больше никого нет. «ТВОЮ ЖЕ НА ХРЕН МАТЬ, ВАМ МЕНЯ НЕ ПОЙМАТЬ!» Генри застегивает молнию на джинсах и чуть не смеется вслух над усталыми, бунтарскими выходками своего мозга.

Генри!

Генри резко оборачивается, но не видит ничего кроме некогда белых стен и пыльных углов в дневном свете. Он подходит к кровати, натягивает одеяло на колени и закрывает глаза.

Папа?

Я здесь, сынок. Я здесь.

Генри открывает глаза. Среди утренних теней стоит серая фигура в самом дальнем углу комнаты, сразу за запертой белой дверью.

– Ты можешь мне помочь? – спрашивает Генри, не зная, реальна ли тень, но слишком страшно, чтобы это его беспокоило.

Я не знаю… вряд ли. О, черт. Генри…

– Что?

Тихо. Он здесь.

Взгляд Генри перемещается от затененного угла