Врачи. Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству - Шервин Нуланд

В один прием Гарвей разрешил самую неуловимую загадку, которая многие столетия сдерживала прогресс медицины, и одновременно возродил концепцию экспериментального исследования как принципиальный метод развития биологической науки. Только Луи Пастера можно сравнить с Гарвеем по масштабу уникального вклада в сокровищницу медицинских знаний. В память о великом ученом учреждены премии Гарвея, общества Гарвея и регулярные дни поминовения Гарвея. Одной из самых высоких наград, которая может быть присуждена выдающемуся деятелю британской медицины, является его избрание из ряда претендентов для оглашения ежегодной торжественной речи в память о Гарвее перед врачами Королевского колледжа; этой чести ученый может быть удостоен лишь раз в жизни и только за самые незаурядные достижения. Если рассчитать холодный индекс стоимости, используемый на рынке, для небольшого тома, в котором Гарвей сформулировал свою доктрину в 1628 году, он окажется самой дорогой из когда-либо написанных книг по медицине: продажная цена каждого из немногих сохранившихся экземпляров первого издания, достигнув более 300 000 долларов, продолжает быстро расти. К тому времени, как вы прочтете эти слова, книга будет стоить гораздо дороже.

Чтобы оценить величие достижения Гарвея, необходимо изобразить карту местности, в которой произошли интересующие нас события. В 1543 году Андреас Везалий совершил революцию в анатомии. Образ человеческого тела, созданный Галеном, был развенчан, а истинная структура человеческого организма больше не была предметом умозаключений и гипотез. Но молодой бельгиец не просто заменил ошибки античного ученого реальными фактами; не согласившись с мнением признанного авторитета, он продемонстрировал важность скептического подхода, ничего не принимая на веру до тех пор, пока не будут представлены доказательства кем-то, кто возьмет на себя труд убедиться в справедливости приведенных аргументов. Одной из важнейших заслуг Везалия было то, что он создал атмосферу, в которой никому из смелых независимых исследователей больше не препятствовали полученные в наследство от прошлых эпох ошибочные теории, принимаемые в те времена за истину. Такой возбуждающий интеллект климат вызвал к жизни любопытство Галилея, Ньютона, Бойла и небольшой группы несколько менее блестящих, но не менее решительных талантливых ученых. Таким настроениям мы обязаны тем, что современная наука, какой мы знаем ее сегодня, родилась в семнадцатом веке. Среди самых выдающихся ее создателей был Уильям Гарвей.

Хотя Гален уже не мог скрыть новые свидетельства об анатомической структуре человека, его давно омертвевшая рука все еще лежала холодным и тяжким грузом на общем понимании функционирования тела. В начале семнадцатого века врачи по-прежнему считали печень источником крови, которая, как они полагали, постоянно производится внутри этого крупного губчатого органа из переваренной пищи, попадающей в него из кишечника. Образовавшаяся из пищи кровь по венам распространяется во все части тела, пропитывая ткани темно-красной жидкостью, которая постоянно пополняется по мере потребления ее тканями, как в некой замкнутой ирригационной системе. Правая часть сердца рассматривалась просто как отдельный элемент системы вен, предназначенный для питания легких кровью. Согласно учению Галена, часть крови, достигающая правой стороны сердца, просачивается в его левую долю через поры в разделительной перегородке. Хотя Везалий, опорочивший своими открытиями анатомию Галена, не обнаружил эти поры, он не смог освободиться от мощного влияния замысловатого теоретизирования своего предшественника и решил, что кровь попадает в левый отдел сердца в результате неопределенного процесса, подобного выделению кожей пота. В соответствии с этой теорией, в левом желудочке кровь смешивается с пневмой, духовной сущностью, вдыхаемой через легкие. Затем желудочек выталкивает согретую внутренним теплом смесь крови и этой жизнетворной субстанции в артерии. Таким образом, существует два различных вида крови: более темная венозная, питающая органы и ткани, и ярко-красная артериальная, источник жизни, несущая в себе пневму и внутреннее тепло. Гален не подозревал о наличии оттока крови из легких, полагая, что кровь переносится в эти структуры исключительно для их питания. Функция легких, как предполагалось, заключалась в том, чтобы вдыхать пневму в тело, доставляя ее в левый желудочек. То, что ни малейшего доказательства этих теоретических построений не было найдено, казалось, никого не беспокоило. Эта схема считалась истиной, потому что так сказал бессмертный Гален: она принималась на веру и не подвергалась каким-либо сомнениям почти полторы тысячи лет.

(На самом деле, некоторые врачи понимали истинную природу циркуляции крови между сердцем и легкими, так называемого малого круга кровообращения. Однако их теории не получили широкого распространения. Один из них, испанский врач Мигель Сервет, выдвинул в целом правильную идею малого круга кровообращения в своем трактате «Восстановление христианства» (Christianismi Restitutio), который церковь сочла еретическим, как и другие его произведения. В Женеве, столице кальвинизма, с попустительства самого Кальвина, Сервет был сожжен на костре в 1553 году, и его труды исчезли в огне вместе с ним.)

Человек, которому было суждено вывести медицину на уровень, недосягаемый для влияния теорий Галена и религиозной критики, родился 1 апреля 1578 года в городе Фолкстоун графства Кент на юго-восточном побережье Англии. Уильям Гарвей был самым старшим ребенком из семи сыновей и двух дочерей Джоанны и Томаса Гарвей. Его отец вел самостоятельный бизнес и занимался международной торговлей. Когда Уильям вырос, предприятия его отца процветали, но юноша никогда не стремился к роскошной комфортной жизни. Он был единственным из сыновей Томаса, которого не привлекал мир коммерции. Пятеро из них принадлежали к когорте иностранных торговцев, известных в Лондоне как турецкие негоцианты, поскольку они вели свои дела с восточными странами. Они заботились о том, чтобы их старший брат имел широкие возможности для развития своих талантов в медицине. Элиаб Гарвей, ставший, в конечном счете, самым богатым представителем семейного клана, даже взял на себя управление финансовыми делами Уильяма, чтобы на протяжении всей своей жизни ему не приходилось отвлекаться на обычные житейские проблемы.

Юный Уильям начал свое официальное обучение в возрасте десяти лет. Он был зачислен в Королевскую школу в Кентербери, устав которой требовал, чтобы «независимо от того, чем заняты ученики, уроками или играми, они должны говорить только на латинском или греческом языках». Таким образом, как и его предшественник Андреас Везалий, разрушивший учение Галена, Уильям Гарвей уже на раннем этапе жизни в совершенстве овладел произношением и нюансами языков древности. Когда ему было шестнадцать, он поступил в Гонвилл-энд-Киз-колледж в Кембридже. Последнее имя в названии этого учебного заведения принадлежит доктору Джону Кизу, который какое-то время арендовал жилье вместе с Везалием в Падуе. Неудивительно, что колледж Киза всегда привлекал студентов, заинтересованных в изучении медицины. Во времена учебы Гарвея для обучения анатомии ежегодно подвергали вскрытию тела двух казненных преступников, так что к моменту получения степени бакалавра в 1597 году у него было много вопросов, связанных с интерпретацией наблюдаемых анатомических структур.

В дальнейшем начинающий врач поступает, естественно, в Падую. По причинам, указанным в третьей главе, среди всех учебных заведений Европы в этом университете была самая открытая интеллектуальная атмосфера для изучения любой из четырех классических дисциплин: права, теологии, медицины и философии. Этот университет был самым безопасным академическим приютом для протестантов и иудеев, которым Пий IV, занимавший должность папы с 1559 по 1565 год, пытался папской буллой запретить присвоение научных степеней как представителям других религиозных конфессий, в ответ на что Венеция передала полномочия папы римского по предоставлению научных званий пфальцграфам[6]. Университет Падуи обладал и другими дополнительными преимуществами, которые заключались в его организационной структуре, дающей учащимся свободу самоуправления вплоть до найма преподавательского состава. Студенты из разных стран делились на группы, так называемые «Нации», каждая из которых выдвигала своего представителя – советника, и эти советники вместе с ректорами составляли исполнительный орган университета.