Запретный мир - Александр Громов

Витюня раздраженно ворчал и ворочался, просовывая ноги в валенки. Ему попало в правую щеку. Стрелка с каменным наконечником выпала из ранки сама. Такой стрелой и курицу не убьешь… Щеку пробило не насквозь, но внезапная боль заставила подпрыгнуть. Почуяв кровь, громче загудели слепни.

«Морду бить за дурацкие шутки», – решил Витюня, нахлобучивая ушанку и берясь за лом.

Но кому? Вот этому дедку, что еле-еле стоит на ногах? Гм…

В последние дни Витюня стал понемногу признавать правоту Юрика: этот мир был населен странными людьми, но, по-видимому, отнюдь не сумасшедшими. Просто думают они по-другому… По-другому, оказывается, тоже можно. Однако этот старикашка с детским луком, обряженный в балахон и отороченную шерстью маску, расписанную бездарным абстракционистом, наверняка был заурядным сумасшедшим!

С ломом в напряженных руках Витюня постоял перед стариком без всякого толку. Бить дедулю – рука не поднималась. Вызвать бы ему санитаров…

Да вон же они бегут! С вождем!

Витюня приободрился. И зря: пятеро подбежавших, среди которых и вправду собственной персоной находился вождь, внезапно остановились как к земле пришпиленные. Даже Юрик перестал сосать ладонь и браниться. Нюх на необычное у него был отменный…

Рывком, словно молодой, дряхлый колдун сорвал с лица страшную харю. Он безмятежно улыбался.

И сам вождь, чья выпирающая буграми мышц грудь ходила ходуном после сумасшедшего бега, вождь, с риском потерять лицо примчавшийся сюда, словно мальчишка-гонец, и все-таки опоздавший, стоял столбом, разинув рот и явно не зная, что делать. В великом гневе он смотрел на старого колдуна и в не менее великом ужасе – на Юрика, Витюню и две окровавленные стрелки, валяющиеся на примятой траве.

Его не спасти! Ему смерть суждена…

А.К. Толстой

– А я тебе говорю, не было никакой отравы! – горячился Юрик. – Пятые сутки пошли – и хоть бы хны. Живы и не кашляем. Не может у туземцев быть медленного яда, да и не нужен он на стрелах! Разве только что-то бактериологическое – но опять-таки зачем? Не-ет, тут другое… Да перестань жевать!

– М? – спросил Витюня, отправляя в рот очередной кусок сушеного мяса. – Шо ты шкажал?

– То и сказал, чтобы ты не чавкал. Думать мешаешь. – В возбуждении Юрик бегал по землянке, натыкаясь на стены. – Ну, допустим, трупный яд… – Он пытливо ощупал себя, скорчил мину великого сомнения и затряс головой. – Не, вряд ли. Мы бы тогда, наверное, уже что-то почувствовали… Слышь, батыр… У тебя температура есть?

Витюня потрогал лоб и отрицательно промычал.

– У меня тоже нет. Ранка, сам видишь, не воспалилась, болячка как болячка. У тебя, гляжу, тоже. Да я ту стрелку на всякий случай сразу понюхал – и ничего, то есть вообще никакой тухлятины. Хм… Может, и вправду инфекция какая-нибудь?

– Какая еще инфекция? – недовольно спросил Витюня, отправив в пищевод прожеванное мясо. Очень ему не нравился этот разговор. Особенно во время еды.

– А я знаю? Ну, чума там, проказа, сифилис…

Витюня насупился.

– Сам ты…

– А что? Разумная гипотеза. Вот еда, например. Раньше ее нам как носили? А теперь? Я сегодня подглядел: пришла на цыпочках старая какая-то карга, поставила горшок и кувшин у порога – и шасть! Таким галопом учесала, я думал, помрет на бегу старушенция. Боятся нас, понял? До смерти боятся.

– И раньше боялись, – прогудел Витюня.

– А вот шиш тебе! Раньше боялись и уважали. Даже любили, пожалуй. Ты вспомни: чего не попросишь – тащат, и рот до ушей. А теперь – боятся! Ты наружу-то сегодня выходил, кроме как в сортир?

Витюня покачал головой.

– А вчера и позавчера? Тоже нет? – Юрик на вздохе поднял глаза к потолку. – Ну, тормоз – он тормоз и есть. Кран этого, как его… Вестингауза. А я сегодня не только по деревне прошвырнулся, но и на «полигон» сбегать успел, понял?

– Ну? – спросил Витюня.

– Гну. Как и вчера. К кому в хату ни зайдешь – везде полный ужас. В глаза не смотрят, под шкурами прячутся. Один из-под шкуры в меня рогатиной тыкать придумал, чуть брюхо не пропорол, урод… На улице то же самое. Слышу – голоса, иду туда, а аборигены – фр-р-р в разные стороны. Как тараканы. Мальца одного издали пальцем поманил, так тот со страху, по-моему, обделался – и сразу в рев… Собаки тоже что-то чувствуют, наскакивают – еле дрыном отбился. К вождю потопал – так у него теперь охрана. Копья наставили, рожи зверские, а сами в коленках дрожат. И на «полигон» снова никто не пришел…

– Сам ты инфекция, – мрачно изронил Витюня.

– Стало быть, не веришь? – ухмыляясь, спросил Юрик. – Ты на болячку свою погляди внимательно… Не знаешь случайно, каков из себя твердый шанкр?

Витюня с рычанием начал подниматься с лежанки.

– Брек! – закричал Юрик, отскакивая к двери. – Ну ты, блин, совсем уже шуток не понимаешь… Раньше времени-то не дергайся. Беру, беру свои слова назад, успокойся… Гипотеза, положим, складная, только вот какое дело: не проходит она, батыр. Чушь, а не гипотеза. Во-первых: какой колдуну смысл заражать нас бациллой и оставлять в деревне? Да мы их тут всех перезаразим, не уберегутся же!.. Во-вторых. – Юрик выставил два пальца. – Прикончить нас с тобой, если уж на то пошло, старикан мог и проще, скажешь нет? Сыпанул бы чего-нибудь в пиво – и привет…

Витюня, только что сграбаставший со стола кувшин, поперхнулся и глухо зарычал.

– Тихо! – упредил Юрик, отгораживаясь от Витюни ладонью с болячкой. – Ты следи за мыслью, батыр. Я не говорю, что сыпанул, я говорю – мог бы… Так? Тогда чего он достичь-то хотел? Кому как, а мне сплошные непонятки. Да еще этот языковой барьер… А то прижать бы кого-нибудь как следует, он бы нам все выложил, а? Как думаешь?

Витюня мрачно пил пиво.

Не дождавшись ответа, уставший бегать Юрик повалился на свою лежанку и, к удовольствию Витюни, некоторое время лежал молча, положив под голову кулак. Видно, обмозговывал какую-то особенно затейливую мысль.

– Слышь, фельдмаршал, – сказал он наконец. – Пошли прогуляемся. Только лом возьми.

– Зачем?

– Клин клином, говорят, вышибают, а дурь – ломом. Лома местные тоже боятся. Пойдем, поймаем кого-нибудь…

– Копьем, что ли, давно не протыкали? – Витюня перевернулся на другой бок.

– Я серьезно, Вить… Риск – благородное дело. «Языка» надо брать. Пусть объяснит, что к чему, – сами мы, боюсь, не допрем…

– Не пойду.

В этот момент Витюня даже не осознал: рыжий надоеда едва ли не впервые назвал его по имени!

– Спорим – пойдешь?

Витюня не успел узнать, какую каверзу на его голову выдумал Юрик, – шкура на двери шелохнулась, впустив в землянку чью-то тень в багете из солнечного света. И сейчас же тень негромко произнесла: