Лучше для мужчины нет - Джон О'Фаррелл

Лишь много позже я понял, чем они там занимаются, и меня ужаснула сама мысль о том, что моя мать увлекается сексом. Когда же мне объяснили, что родители должны были вступить в половое сношение, чтобы меня зачать, я испытал глубочайшее отвращение.

– Но тогда бы тебя не было на свете, – сказал мой друг.

– Ну и отлично. Все лучше, чем это .

Через год-другой воду в туалете стали спускать реже, но шум бачка сменился криками. Меня всегда рано укладывали спать – мама с Китом не могли дождаться, когда останутся вдвоем и смогут всласть полаяться.

В восемь лет я не отдавал себе отчета, что очередной цикл криков и слез отражается на моей психике, но, наверное, нельзя назвать нормальным поведение, когда встаешь на край кровати и мочишься на стену. Не знаю, что на меня тогда нашло: туалет-то был теперь свободен. Мама приглашала строителей, водопроводчиков и штукатуров, но никто не мог понять, почему отходят обои, осыпается штукатурка и гниет ковер. Помню, как я боялся, что кто-нибудь догадается об истинной причине. Боялся, что Главный Строитель втянет воздух и покачает головой:

– Ну, дорогуша. Это не древесные жучки и не трещина в паровом котле. Нет, это классический случай подсознательного крика о помощи. Ваш восьмилетний сын травмирован разводом родителей. Я мог бы прислать свою старуху присмотреть за ним, но вообще-то вам лучше найти нормального детского психолога.

Обо всем этом я решил не писать отцу; не хотел, чтобы он подумал, будто я пытаюсь вызвать у него чувство вины за то, что он ушел от нас. Хотя я чертовски надеялся, что отец почувствует себя виноватым. Было время, когда я ненавидел его за то, что он бросил маму, но теперь мое мнение о людях больше не основывается на мнении мамы.

В конце концов, Кит нашел себе другой туалет, где можно спускать воду. И долгие годы мама не позволяла себе новых романов. Ее мужчиной стал я – именно я наполнял бензобак, когда мы останавливались на заправке. По выходным я послушно играл роль суррогатного мужа: ходил с ней по магазинам, пожимал плечами, когда мама выскакивала из примерочных в неизменно уродливых платьях. Мне пришлось быстро взрослеть; отчасти, быть может, поэтому я так стремлюсь вернуться в детство после своего тридцатилетия. Но в один прекрасный день я покинул родной дом и поступил в колледж, а мама познакомилась с человеком из Северной Ирландии и вышла за него замуж. Думаю, последний год жизни она была счастлива. Мама пригласила меня на свадьбу, заметив, что, наверное, я захочу познакомиться с ее мужем – очень предупредительно с ее стороны. Не могу сказать, что меня слишком интересовал ее избранник; он крепко жал мне руку, многозначительно заглядывал в глаза и поминутно произносил мое имя. Но мое равнодушие не помешало маме переехать в Белфаст. Жаль, что я так и не собрался съездить к ней в гости. А спустя полгода после переезда мама шла по центру города, и ее сбила машина. Вот так. Теперь на ее месте – пустота. Хожу ли я по магазину, сижу на стуле, или стою в очереди на автобус – эта пустота в форме человеческого тела всегда со мной. Ведь на месте этой пустоты могла бы находиться мама, если бы в тот день она не вышла на дорогу.

Считается, что рассказывая другим о смерти дорогого человека, легче переносишь утрату. Но только не в моем случае. Когда я рассказывал друзьям по колледжу, что моя мать погибла в Белфасте, все неизменно спрашивали:

– От взрыва?

Я продолжал скорбно смотреть в землю и объяснял:

– Нет. От машины.

– А, понятно. – Затем следовала пауза. – Взрывное устройство было в машине?

– Нет. Просто от машины. Ее переехала машина.

– Черт. Какой ужас. Она не доносила на ИРА[32]или что-нибудь в этом роде?

– Нет, конечно, нет. Это был несчастный случай. Просто машина ехала слишком быстро.

– А, лихач?

– Нет, обычный несчастный случай. Никакого взрывного устройства, никакого лихача, никакой ИРА. Самый обычный несчастный случай. В Белфасте они тоже происходят.

Мне выражали смущенное сочувствие, а я отвечал: "большое спасибо". После чего следовала неловкая пауза, и мой собеседник, спохватываясь, прерывал молчание:

– Когда она переехала в Северную Ирландию, ты, наверное, тревожился, что произойдет что-то подобное…

– Нет, – резко отвечал я.

Очевидно все думали, будто мама навлекла на себя беду: мол, переезжая в Белфаст, сама напросилась, чтобы ее переехал семидесятилетний старик. На похоронах один из маминых двоюродных братьев объявил во всеуслышание:

– Я же ее предупреждал, что она рискует, переезжая в Белфаст!

А я заорал:

– Господи! Ее сбила машина. Которой управлял старик. Такое случается в Белфасте, такое случается в Лондоне, даже в Рейкьявике случается, черт побери!

А кто-то сказал:

– Да ладно тебе, Майкл; зачем же так?

А другой родственник положил руку на плечо маминому двоюродному брату и сказал:

– Ну, конечно, Белфаст – очень опасное место.

На похороны всегда можно положиться – они высветят худшие стороны ваших родственников.

Возможно, будь мама жива, я поделился бы своими проблемами с ней – честно говоря, отправляя письмо отцу, я плохо представлял себе, как он на него отреагирует. Я рассказал ему обо всем, что случилось после рождения детей. О том, как я проводил бесконечные дни у себя в берлоге, записывая музыку, а Катерина переживала самые трудные годы материнства. О том, что Катерина считала, будто я тружусь по шестнадцать часов в сутки, а я голым плескался с прекрасными девушками и пьянствовал на пикнике в Клапамском парке. О том, как я пытался иметь все сразу: семейный очаг и свободу одиночки, радости отцовства и беззаботную праздность. Оказалось, что я исписал не одну страницу – откровенное излияние чувств, которое отец наверняка сочтет столь же интересным, каким показался мне его рассказ о том, как Брайан покупал автомобиль. И все же на следующее утро я отправил письмо.

Как же приятно было избавиться от этой ноши. Отправляя письмо, я совершенно точно знал, что поступаю правильно. Думать иначе я просто не мог – почтальон отказался вернуть письмо, когда полтора часа спустя подъехал к почтовому ящику, чтобы забрать корреспонденцию. Я поделился своей страшной тайной с другим человеком, и словно гора упала с моих плеч. Мир вдруг приобрел кристальную прозрачность. Нельзя прервать любовный роман и продолжать встречаться с любовницей. Отец попытался проделать такое с аптекаршей Джанет и в итоге переехал к ней. Накануне вечером я обещал Катерине, что приеду домой, но втянулся в игру. И вот я наконец-то отчетливо увидел путь к спасению – надо съехать с квартиры, и с моей двойной жизнью будет покончено навсегда. Студийное оборудование установлю на чердаке нашего дома, или в сарае, или даже у нас в спальне. Неважно где, главное – так дальше продолжаться не может.