Лучше для мужчины нет - Джон О'Фаррелл

– Еще одна вещь, о которой вас не предупредили! – продолжал я с пафосом разгневанного радиослушателя, дозвонившегося в ночной эфир. – Вас не предупредили о том, как рождение ребенка отразится на вашем браке. Вы станете крохоборами, начнете мелочно подсчитывать, кому из вас приходится хуже. Катерина непременно спросит: "Ты простерилизовал бутылочки?", – хотя раковина забита грязными. Конечно, она знает ответ, но жаждет унизить меня виноватым признанием. А я стану расписывать, как нелегко мне приходится с Альфи, когда ее нет дома. Нет, не расписывать – я стану откровенно лгать! Буду уверять, что у меня не было ни минуты свободной, а Катерине придется сочинить историю, будто Милли вытворяла в супермаркете невесть что. Вот в такой мученический покер мы и станем играть – я выслушаю рассказ о том, что за бедлам Милли устроила у кассы, и тут же подниму ставку душераздирающей историей о фонтанирующем поносе прямо в момент замены подгузника.

Будущие отцы слушали мое повествование с тем же рвением, с каким я рассказывал. Ни один из них еще не был отцом, и мужики взирали на меня как на немало повидавшего ветерана, вернувшегося с передовой и под завязку набитого жуткими байками.

– И, прежде всего, улетучится ваша молодость – за одну ночь. Раз – и молодости нет. О, я пытался воссоздать свою искусственно, – загадочно сказал я, – но ничего не вышло. Как только вы взваливаете на себя ответственность за кого-то очень юного, в одночасье становитесь очень старыми. Во-первых, вы выматываетесь физически и психологически, и если даже у вас находится время на то, чем вы занимались в молодости, то скоро вы обнаружите, что беретесь за любимое дело с унылой обреченностью затравленного жизнью пенсионера. Через два-три года, когда дети вырастут и уже не будут столь зависимы от вас, вы уже постареете лет на десять, так что пути назад нет. Вы посмотрите в зеркало на свои седеющие волосы и обрюзгшее лицо и подумаете: "Черт возьми, откуда взялся этот старик?" Но вы будете не только выглядеть и чувствовать себя стариком – вы начнете думать, как старик. Станете суетиться и нервничать из-за детей; не заметите, что вышли на улицу в разных носках, а ваши волосы торчат, как воронье гнездо. Вы станете раздражительными и обидчивыми, будете все и вся планировать, а если даже сподобитесь на соло, то лишь потому, что две недели назад отвели час на совместную импровизацию. В день, когда рождается ребенок, всему приходит конец. Вашей независимости, вашей молодости, вашей гордости – всему, что делало вас тем, кто вы есть. И вам придется начинать с нуля.

В комнату вошла преподавательница и восторженно хлопнула в ладоши:

– Ну, как продвигаются дела?

И ни один из мужиков не осмелился оторвать взгляд от пола.

Что касается лично меня, то, сказать по правде, эти дородовые занятия смущали. Словно я был дебильным школяром, которого оставили на второй год. Наши жены становились на четвереньки, и мы должны были встать рядом на колени и массировать им поясницу, а училка следила, правильно ли мы это делаем. Некоторые занятия были призваны помочь самим родам; наверное, надо порадоваться, что занятия вела не маленькая чопорная старушенция.

"Итак, пусть все женщины лягут на пол, а мужчины поупражняются в стимулировании клитора. Нет, Майкл, вы все делаете не так…"

И почему не проводят занятий после родов? Ведь именно после рождения ребенка взрослые начинают совершать ошибку за ошибкой.

"Отлично, ребенка вы родили. Теперь повторим".

Я позволил себе усмехнуться над наивной восторженностью родителей, ожидающих первенца. Один из парней даже спросил, что лучше всего класть в сандвичи, ей-богу. Ребенок еще до своего рождения занимал все их мысли. Мне хотелось сказать этим простофилям: "Да не надо таскаться на эти тупые занятия, лучше завалитесь в кино или в ресторан, поживите для себя, пока есть возможность". Но они сравнивали животы и детские ботиночки; они спрашивали нас, что лучше: сразу приучить ребенка к отдельной кроватке или позволить ему спать в родительской постели. Катерина пожимала плечами и говорила, что понятия не имеет.

Мы с Катериной больше не поднимали тему, затронутую в пабе у Клапамского парка. Мне и так было ясно, что она перестала делать вид, будто все в ее жизни распрекрасно и замечательно. Свое разочарование она сублимировала в ремонтные работы – Катерина вышла из стадии постоянной усталости и вошла в стадию маниакального обустройства семейного гнезда. Я пытался утихомирить свою совесть, предлагая Катерине отдохнуть и предоставить ремонт мне, но она рвалась непременно что-то сделать для будущего ребенка, а потому мужественно карабкалась на стремянку, любовно возюкала кистью по стенам детской, и краска капала на ее огромный живот. Разумеется, кое-чего Катерина делать не могла – того, что требовало силы и навыков. И тогда она поворачивалась ко мне и говорила:

– Майкл, заскочи к миссис Конрой и спроси, не смогут ли Клаус и Ганс нам помочь.

С этим заданием я обычно успешно справлялся.

Клаус и Ганс – немецкие студенты, снимавшие комнату в соседнем доме, и Катерина регулярно обращалась к ним, чтобы продемонстрировать мне мою никчемность. Как и в этот раз: я не смог собрать комод. К деревяшкам прилагалась инструкция на английском, немецком, итальянском, испанском, французском и арабском языках. Очень любезно со стороны производителей комодов, что они напечатали инструкцию на английском, но мне-то от этого не легче. Когда я читаю предложение типа: "С помощью петли А закрепить уголок С, удерживая стержень В", – мой мозг окутывает пелена плотного тумана, и я перестаю различать слова.

Клаус с Гансом собрали комод со скоростью и ловкостью механиков на пит-стопе в "Формуле-1".

– Майкл, у вас есть набор шестигранных ключей?

– Вряд ли.

– Есть. В коробке с инструментами.

– Шестигранные ключи? Вы уверены?

– Да. Они лежат в том же маленьком отделении, что и скобель.

– Скобель? Что такое скобель?

Клаус знает, как будет скобель по-английски. А я знать не знаю, что такое этот самый скобель, и откуда он вообще у меня взялся. Клаус с Гансом часто заглядывают ко мне, чтобы попросить какой-нибудь инструмент, и каждый раз приходится вскрывать упаковку, в которой та или иная штуковина покоится с неведомого Рождества.

– Майкл сейчас пользуется своей мощной дрелью? – спрашивал Клаус у Катерины и добавлял: – Не понимаю, что здесь смешного?

Но какими бы обаятельными и услужливыми ни были Клаус с Гансом, доверие, с каким Катерина полагалась на них, лишала меня сил. Клаус с Гансом починили газонокосилку; Клаус с Гансом прочистили раковину; Клаус с Гансом поковырялись в радиобудильнике, в котором я кое-что подправил, и тот перестал бить током всякий раз, когда пытаешься выставить нужное время. Если я приходил домой и обнаруживал, что кто-то из них подсоединяет новую стиральную машину, я непременно говорил:

– Спасибо, Клаус, дальше я справлюсь сам.