Год лемминга - Александр Громов

– Здравствуйте, Павел Фомич, – сказал я и сглотнул. Встреча с Кардиналом, да еще в моей Конторе, подействовала на меня угнетающе. Я думал, что в запасе у меня еще несколько дней.

Он улыбался.

– Здравствуй, Миша, здравствуй. Да ты не стой, ты проходи, садись вон туда, мальчик ты мой хороший, ты уж меня извини – я твое кресло занял, покойно мне в нем… Не возражаешь, что я на «ты»?

– Какие могут быть возражения? – сказал я с искренней горячностью. – Побойтесь вы бога, Павел Фомич!

Он почти весело помотал головой.

– Ну-ну, не пеняй на старика, Мишенька. Рад я тебя видеть, честное слово рад. Все спецсвязь да «шухерная» линия – я уж и забыл, когда мы с тобой в последний раз сидели вот так… А бога никакого нет, уж ты мне поверь. Ужасно жаль, правда. Не вздумай дожить до моих лет, Миша, вот что я тебе скажу. Меня, если ты помнишь, дважды из клинической вытягивали, и тот туннель я видел, вот как тебя вижу, ан нет на том конце ничего. Чернота… Я не бога боюсь, а… – он не договорил, запнувшись на полуслове, и его улыбка вдруг сделалась какой-то искусственной, как будто повисла в воздухе отдельно от лица. – Порадуешь ли меня чем-нибудь, Мишенька?

Я кратко изложил ход дела на довольно сухом канцелярите.

– Одним словом, мрут? – спросил он.

Я кивнул. Я не мог говорить. Улыбка Кардинала исчезла – теперь он смотрел на меня с любопытством.

– И что ты обо всем этом думаешь, Мишенька?

Я решился:

– Возьмите у меня это дело, Павел Фомич. Очень прошу.

– Ну? Отчего же?

– Не потяну. Не мой профиль. Ну при чем тут санитария, в самом деле! Домоседов… – я замялся.

– Ну-ну? Что Домоседов? Ты говори, я слушаю. Обвел меня и тебя, так?

– Так, – сказал я, чувствуя себя идиотом.

– Люблю, когда ты валяешь дурочку, – благодушно сказал Кардинал, – ох люблю… Ты же не полный олух, Мишенька, так какого же рожна тебе надо? Уж два и два ты всегда сложить умел, а значит, задавал себе вопрос: почему при всех усилиях Домоседова выдать суицид за разгул криминала МВД и нацбез еще не воют дурным воем? Кряхтят, а терпят. А ведь с недавних пор журналистская братия начала их гвоздить довольно крепко… И тогда ты вспомнил, что есть такой никчемный старик Павел Фомич, по прозвищу Кардинал, и что кардинальные решения по его части… – он сладко улыбнулся своей шутке. – Ты все прекрасно понял, Мишенька: ну да, Нетленный спихнул тебе это дельце с моего согласия и даже, скажу больше, по моему прямому приказу. Уж прости, мне не хотелось напрямую тобой командовать, а вот посмотреть, как ты себя поведешь, напротив, было интересно… Домоседов не годится: запаниковал, да и вообще пора его менять, только стреляться я ему не дам, пусть уж дотянет свой срок, он заслужил. Видел бы ты, какую он у меня сцену разыграл – куда там Сальвини! Чуть в ногах не валялся… Что, и перед тобой тоже? Это он зря: он ведь талантливее тебя, Миша, уж прости старика за прямоту. Нет, правда, зачем ему гробиться на этом деле?

– А мне? – спросил я.

Кардинал хитренько улыбнулся. Эту свою улыбочку он демонстрировал только своим: ну просто очень старый добрый дедушка. Помню, какой-то любитель астрономии еще в Школе сравнивал его со слабой галактикой, в которой видимой массы – плюнуть и растереть, зато невидимая колоссальна. Когда-то я покрывался холодным потом от одной только мысли о том, что где-то в мире – а вдруг? – может существовать человек еще более могущественный, чем этот благосклонный ко мне старичок.

– А ты, Мишенька, другого поля ягода, – сказал Кардинал, и я напрягся. – У тебя не талант к нашим делам, у тебя просто великолепный нюх. И еще ты везучий счастливчик, я за всю свою жизнь второго такого везунчика не встречал, а уж я-то людей повидал столько, сколько тебе и во сне не снилось. Клинически-то невезучих мы еще в Школе отсеиваем, но ты и среди остатка – феномен. Может, поделишься опытом: как это у тебя получается?

Я округлил глаза:

– Что вы такое говорите, Павел Фомич… Это я-то – везучий?!

Он смотрел на меня уже без всякой улыбки.

– Ты, Миша, ты. У тебя, мой мальчик, есть голова и чутье, а у Домоседова – только голова и осторожность. На своем месте он хорош, пока ничего не случается. Пойми, мальчик: или решение задачи найдешь ты, или его вообще никто не найдет, а если и найдет, то поздно… ТЫ! – вдруг рявкнул он с силой, которую никто не смог бы предположить в этом лысом старичке, да так, что от неожиданности я чуть не подпрыгнул. – ТЫ ЕЩЕ СМЕЕШЬ ДУМАТЬ, ЧТО У ТЕБЯ НЕ ПОЛУЧИТСЯ?!

– Не знаю! – впервые в жизни я заговорил с Кардиналом в раздраженном тоне. В затылке настойчиво кололо, но я уже не мог остановиться. – Что смогу – сделаю, у меня люди уже на ушах стоят! А получится или нет – не знаю! Я везучий, только когда мне везет. А если решения нет вообще? Может такое быть? За неуспех-то я отвечу, научен! Ну а что, если путей к решению наметится несколько? У нас не будет времени проверять все тупики! Жизни и жизни!.. Кто в конце концов определит, был наш путь целесообразен или нет?! – последние слова я почти проорал.

Я знал ответ. И Кардинал знал, что я его знаю. Но он все же ответил мне:

– Я.

Истинным стимулом человеческой жизни является завтрашняя радость.

А.С. Макаренко

– Итак, объект снова ускользнул от вас? Любопытно, что вы теперь скажете в свое оправдание?

– Мне нечего сказать, шеф, – говоривший был долговяз, худ и скверно выбрит – мешали чирьи на щеках. Он покачал головой, непроизвольно сглотнул и добавил: – Я полностью осознаю свою вину и меру ответственности.

Сидящий за столом невесело усмехнулся:

– Ваш предшественник, помнится, был несколько обстоятельнее в объяснениях. Однажды он так убедительно доказывал, что найти и взять человека, где бы он ни находился, – лишь вопрос времени, что я ему почти поверил… Что с вами – повышенная скромность или просто несообразительность? Впрочем, можете не отвечать. Отрадно уже то, что вы понимаете меру своей ответственности за провал операции. Ваш предшественник нашел и упустил объект трижды; вы – пока – только дважды. Еще раз промахиваться не советую. Гм… надеюсь, вы хотя бы сделали выводы из поведения объекта?

– Половина аналитиков только этим и занята, шеф. Выявлено около двадцати локализованных районов, где объект может попытаться укрыться: прежде всего места лично ему хорошо известные, связанные, например, с воспоминаниями детства или со сферой профессиональных интересов, а также сравнительно малолюдные районы с развитой коммуникационной сетью – замечено, что он к ним тяготеет. Составлен достаточно подробный психологический макет, что дало нам еще несколько районов. Местные органы усилены и приведены в оперативную готовность.

– А геологические и геодезические экспедиции? Они там, знаете ли, любят набирать рабочих абы откуда…