Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Парижане. История приключений в Париже - Грэм Робб

Парижане. История приключений в Париже - Грэм Робб

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 115
Перейти на страницу:

Тысяча пятьсот ссыльных были доставлены в штрафные колонии полуострова Дюкос и острова Ну, где садисты вымещали свою злость на адскую скуку так, как только подсказывали им жадность и экзотические фантазии. Три тысячи других изгнанников, которые были сосланы пожизненно, получили каждый хижину под пальмовой крышей и крошечный надел земли. Им было запрещено делать или приобретать какие-либо орудия труда. Вместо этого они использовали ногти и снимали урожай редиски размером чуть больше горошины. Если они пели песни, рубили дрова для костра или пытались давать друг другу уроки, их хижины сносили, а огороды уничтожали. Вынужденные бездельничать, они поменяли свои социалистические идеалы на другие, более практические устремления. Каждый из них мог улучшить свою судьбу, выдав заговор или донеся о неосторожном высказывании. Он мог провести благословенный день с бутылкой абсента, не замечая солнца, давящего, как камень, и пребывая в мирной дреме под затуманенными звездами в луже собственной блевотины.

Вот почему восстание канаков в 1878 г. было таким важным событием для молодой колонии и почему, несмотря на утрату европейской жизни, оно принесло новую надежду на будущее.

4

Газета «Фигаро», офисы которой были разгромлены некоторыми из тех колонистов поневоле семью годами раньше («они были полупьяными, потому что был только полдень»), придерживалась одной и той же линии на протяжении всей этой истории – от паники, которая последовала за сражением при Седане, до осады

Парижа пруссаками, а затем оккупации города террористами. Редактор, который был вынужден пересидеть беспорядки на Лазурном Берегу, призвал к полному искоренению социалистической угрозы, а также к применению науки к «гангрене, которая пожирает Париж на протяжении последних двадцати лет».

Восстание коммунаров в Париже и его последствия предоставили неопровержимые доказательства атавизма. Среди «диких зверей», которых провели до приемных покоев Версаля, было изрядное количество горбунов и калек. Были и плоские лбы, и выступающие челюсти, и грубые лица, на которых оставила след ненависть. Женщины, которые стояли, голые по пояс, на расстоянии плевка от толпы, были смуглыми и издавали специфический запах. Никогда раньше явление дегенерации не было продемонстрировано так явно. Разбуженные от векового сна алкоголизмом и политической истерией, первобытные черты вновь заявили о себе в современном мире.

Те, которые были депортированы в Новую Каледонию, были не самыми худшими. Правосудие избавилось от многих других еще до того, как начались суды над коммунарами. Парк Монсо, в котором под тенистой кроной платанов сидели няньки с колясками, был на несколько дней закрыт. Прохожие слышали короткие звуки выстрелов. В Люксембургском саду солдаты сваливали тела в кусты и декоративный пруд. У вокзалов и казарм стояли длинные очереди из пленных. Человек, свесившийся над мостом Согласия, видел красную полосу, проплывавшую под вторым пролетом. Когда ветер дул с северо-востока, в городе чувствовался дым из парка Бют-Шомон.

На запруженном людьми бульваре человек с грязными руками был поднят на солдатский штык, к радости хорошо одетых женщин, которые побуждали солдата «отрезать крысе голову». Каждый шестой парижанин садился писать письмо в министерство, сообщая имена, адреса и подробности подрывных актов. «Отбраковка», как ее называли, сократила население Парижа приблизительно на двадцать пять тысяч человек, но его прежний уровень восстановился, когда из сельской местности возвратилась буржуазия.

Хорошо было «Таймс» обвинять французов в варварстве. Нельзя было ожидать, что разумный человек станет вести себя сдержанно после всего случившегося. В конце весны 1871 г. Париж представлял собой сцену, на которой разыгрывался безумный спектакль. На Севастопольском бульваре стоял готический собор, там же находился и универсальный магазин, который подпирали огромные деревянные балки. Черепица примыкала к стропилам дворца Тюильри, главные часы которого остановились без десяти девять, как рыбка, пойманная в сети. На высоте тридцати метров на каминной полке стояла фарфоровая ваза, а в зеркале мелькали отражения птиц.

Для иностранных туристов были изданы специальные путеводители и выпущены почтовые открытки самых впечатляющих памятников: вьющихся растений из кованого железа, которые оплетали здание Министерства финансов; пустой металлической трубы Вандомской колонны; обезглавленной статуи города Лилля, сидящей на собственных останках. В здании ратуши Отель-де-Виль огонь анархистов купался в палитре чернил и расплавленного металла. Со стороны площади казалось, что это тонущий корабль со сломанными мачтами и зияющими иллюминаторами, в то время как та сторона здания, которая выходила на реку, была расписана тенями разных оттенков от лилового до серого, напоминающими новейшие достижения в современном искусстве.

«Путеводитель по развалинам» (июнь 1871 г.) особенно рекомендовал экскурсию на кладбище Пер-Лашез. Холм, на котором оно находилось, был занят анархистами в последние дни коммуны, чтобы помешать продвижению правительственных войск с востока. В чахлую пирамидку, выросшую над другими могилами, попали куриные кости и бутылки из-под вина. Анархистская вечерняя газета под названием «Свободный Париж» лежала на земле, словно была оставлена там после пикника. Вокруг валялись неиспользованные бензиновые гранаты. Снаряды, выпущенные правительственными войсками с вершины Монмартра, нанесли ущерб обителям мертвых.

И хотя кладбище представляло собой лабиринт тропинок, а надгробия служили щитами, немногим удалось спастись. Они были окружены, затем на них не обращали внимания, пока правительственные войска занимали город, а потом их медленно затравили до смерти. Чуть ниже, в тихой части кладбища длинная серая стена была испещрена отверстиями. Мягкая земля была навалена кучей на том месте, куда были свалены сотни тел. Было видно, что из земли торчат руки и ноги, а пробитая пулей голова то ли оказалась вытолкнутой наверх снизу, то ли ее нарочно положили на этот курган как символ кары.

3

Во время «кровавой недели», когда Париж был отвоеван у анархистов французской армией – за которой с окрестных высот наблюдала прусская армия, – уже стало трудно сохранять ясные воспоминания о тех далеких днях в начале весны, когда Париж уже не был столицей чего-то, кроме самого себя.

Не было «Фигаро», чтобы сообщать о развивающихся событиях и передавать правительственную точку зрения. Вместо нее были дюжины истеричных небольших газетенок, выходивших на непристойно-варварском французском языке. Казалось, Париж наводнили журналисты, мстившие за два десятилетия имперской цензуры и заполнявшие свои колонки словами foutre[7] и merde[8].

Как это ни странно, в те два месяца психопатической демократии часто ощущалась нехватка новостей. Казалось, не происходит ничего необычного: снова стали ходить автобусы, улицы убирались, собаки гонялись за голубями, а пешеходы встречались с давно потерянными друзьями, как обычно, на Понт-Нёф (Новый мост). В автономном городе-анклаве, который когда-то был столицей Франции, год 1871-й перестал существовать. Шел 79-й год по революционному календарю, а часы шли назад к новой заре. После поражения, нанесенного Пруссией, и осады Парижа нормальная жизнь была удивительно непривычной, и абсолютные ничтожества внезапно оказались в центре внимания.

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 115
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?