Суворовец - Андрей Посняков

– Э, вай-вай, горе нам, горе! – глянув отчеты, схватился за голову хаджегян. – Плохо все, плохо… Пушки стреляют через раз, разрываются… Эх… Три орудия русские забрали, еще четыре – взорвали… Всего – минус семь. Так надо и указать в отчете. Минус семь – это много. Но ведь проверят! Э, секир-башка, так секир-башка. Пиши, что есть, Мурад.

– А может, по-другому немножко? – осторожно предложил Ляшин. – Нет, в открытую врать не будем… Правду напишем. Только – по-особому.

– Смотрю, Али-Урус, ты и у себя там в присутствии обретался! – начальник потер руки. – Много чего знаешь, ага. Ну, говори, говори.

Молодой человек усмехнулся. Еще бы ему не знать всей этой бюрократии, когда одна из его подружек завучем в средней школе была! Срочные дела брала на дом, вечерами от компа не отрывалась, делая перерыв на поужинать и на потра… на секс в общем. Так что много чего узнал Ляшин, много к чему приобщился, и как чего делать, как что писать, в общих чертах прекрасно себе представлял.

Первым делом надо было проверить писца – чего он там понаписал?

– Эй, Мурад, ну-ка переведи-ка…

– Давай, давай, – покивал Исмаил-ага, заглядывая в отчет…

Заглянул и потянулся к валявшейся в углу палке:

– Ты что это наделал, шайтан, а?

Мальчишка испуганно округлил глаза:

– Я же только начал!

– А уже накосячил, ага!

Задумчиво покачав головой, Алексей хмыкнул. Он уже немного понимал по-турецки и во многих случаях мог вполне обходиться без перевода. Правда, некоторые слова и фразы… Говорили ли турки – «накосячить», «секир-башка» – или это просто так казалось, слышалось? Бог весть.

– У тебя сколько строчек от конца страницы отступлено? – между тем продолжал придираться начальник.

– Как и всегда – три!

– А в фирмане сколько?

– Ч-четыре…

– Вот, столько же и отступай! Переписывай.

– Но мы же всегда три отступали!

– А теперь – четыре! Переписывай живо и помни: ответ всегда должен быть по прилагаемой форме. Точно, как в фирмане.

В витиеватой арабской вязи, да еще – справа налево – Алексей абсолютно не разбирался. Турки в те времена писали именно так, до реформ Кемаля Ататюрка и перехода на латиницу еще оставалось лет сто пятьдесят.

– Ты, Мурад, прочти, что написано…

– Читай, читай!

– Угу…

Написано было неправильно. Нет, не безграмотно или там лживо, а именно, что неправильно. Ну, зачем сразу вываливать, что пушки взорваны? Это можно и на потом оставить. Сначала написать все хорошее, сравнить с прошлым годами, если там хороший процент, если плохой – лучше не сравнивать. Сначала хорошее – потом – плохое. Даже не плохое, а так – отдельные недостатки, которые начальство обязательно заметит, укажет, чтоб исправили, и тем выкажет свою нужность. Всем хорошо! У кятипов работа всегда есть и начальству приятно. Поглядит начальник на отчет – взглянет орлиным взглядом – усмехнется покровительственно, все величие свое осознавая. Скажет прихлебателям своим конторским, вот, мол, и послал же Аллах таких тупых работничков! Двух слов связать не могут, да и косячат всегда. Зато – упорные. Ну, хоть так. Пусть себе работают – других-то пока нет.

– Такие хорошие для отчетов слова есть, уважаемый Исмаил-ага. А вы их почему-то не используете! К примеру – «вместе с тем», «однако», «тем не менее»… Мол, имеются еще отдельные упущения.

– Ой, правильно сказал, вах! Слышал, Мурад? Так и пиши. Сначала хорошее.

– Так нет ничего хорошего, дядюшка!

– Как это нет?

Прав был Мурад, ничего хорошего о состоянии артиллерии Туртукайской крепости в отчетный период сказать было нельзя. Из двадцати орудий семь – взорваны либо захвачены неприятелем, остальные стреляют через раз, да и на одну горушку пристреляны. А ну как неприятель с другой стороны полезет? Пристрелять ведь уже не успеть.

Что уж тут говорить… уж пришлось Алексею помочь, не за страх, а за совесть впрячься во всю крепостную отчетность. Провозились до вечернего намаза – но вышло неплохо. Уж куда лучше, чем в первый-то раз. Начальник-хаджегян умилился даже! Особенно ему понравились фразы – «на протяжении всего периода наблюдается небольшой отрицательный рост», «соответствует погрешности, предписываемой артиллерийским уставом» и «в целом положительно».

Таким образом, почти половина потерь в отчете выглядела как отдельные, легко устранимые недостатки, ничуть не влияющие на «общий положительный рост» и «всю картину в целом». К отчету прилагался еще и график, наглядно показывающий и рост, и стабильность. Больше, конечно, «стабильность», чем рост и даже небольшой минус, впрочем, вполне «соответствующий допустимой погрешности».

Таким же образом сварганили отчет по тимарам и финансовый отчет. Трудились всю ночь рук не покладая, и еще на день осталось три больших отчета… с таблицами в «Эксель»!

– С какими-какими таблицами?

По заданному начальником вопросу Алексей понял, что совсем уже заработался. Еще бы! Всю-то ноченьку напролет.

Еще не приперся бы курьер! Впрочем, судя по отсутствию Ибрагима и Али, не должен бы.

Спали по очереди, здесь же, в конторе на длинной скамье для просителей. Дверь в «присутствии» закрыли на засов, послав Орхана на базар, чтоб сказал торговцам, чтоб все знали – «приходите завтра». Мальчишка еще купил еды – сыр, молоко и жареные пирожки с бараниной и тонким тестом. Чуть перекусили – вкусно!

Ближе к обеду явился Али, не выспавшийся, но довольный и слегка пьяный. Весь оставшийся коллектив, включая начальника, тут же набросился на парня с расспросами. Всем уж хотелось знать – что там да как? Не заявится ли вдруг посланник за отчетом?

– Не заявится, – усаживаясь, авторитетно заявил писец. – Разве что к вечеру проспится.

– Ва, Аллах! Удалось? Удалось все-таки!

Исмаил-ага радостно всплеснул руками и подогнал флегматика Али:

– Ну-ну, не томи, рассказывай!

Особенно-то рассказывать было нечего. Все вышло, как запланировали. Взойдя на обеденную террасу караван-сарая, приодевшиеся в дядюшкины одежки племянники заказали чай и принялись читать вслух стихи поэтов так называемого «индийского стиля», весьма популярного в придворных кругах.

Дели-Барыш вкушал обеденные яства рядом, на соседней кошме… Прислушался, заулыбался! Рыбак рыбака видит издалека. Тем не менее улыбка на этом каменно-бесстрастном лице казалась несколько странной. Так, верно, могла бы улыбаться статуя из числа тех непристойностей, что во множестве откапывали при строительстве домов и мечетей по всей империи – Оттоманской Порте.

– Любите стихи, молодые люди?

– О, уважаемый. Обожаем! Особенно Рагиба-пашу. А вот моему другу Али очень нравится Ахмет Недим…