Влюбленность, любовь, зависимость. Как построить семейное счастье - Ольга Красникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С пастырской точки зрения, когда речь идет об откровенно порочных зависимостях, например, алкоголизме, наркомании, игромании и других подобных, сомнений не возникает – это тяжкий грех[87]. Когда же речь идет о трудоголизме, общее отношение не так однозначно. Многие искренне недоумевают: разве можно мешать человеку работать во благо семьи, страны, общества. А ведь зависимость трудоголика, увы, рано сведет его в могилу: трудоголики живут меньше, чем алкоголики.
В случае созависимых отношений все еще более запутанно: как отделить подлинную привязанность от эмоциональной манипуляции, жажды обладания, контроля и борьбы за власть? «А если это любовь? А мы ставим диагноз „созависимость“»? Встречается мнение, что созависимые отношения – пример подлинной жертвенной любви. В качестве оправдания этого заблуждения приводятся цитаты из Евангелия и высказывания Святых Отцов, якобы подтверждающие эту точку зрения. Подобные рассуждения часто встречаются в пастырской практике. О сущности евангельской жертвенности уже говорилось выше[88], подчеркнем только, что невротический альтруизм, один из симптомов невротической зависимости, не может почитаться как жертвенная любовь, нельзя его оправдывать и относиться к нему лояльно.
Еще трудность: сложно определить меру ответственности человека за то, что происходит в отношениях. С одной стороны, выделить его личный вклад (что действительно от него зависело, что он мог изменить, на что повлиять), его долю во взаимоотношениях, за которые всегда несут ответственность, хоть и не одинаковую, оба партнера. С другой стороны, понять, в чем вина, а в чем беда – где был собственный свободный осознанный выбор, а где выбора никакого не было – сплошная вынужденность или заданность.
Бывает, просто невозможно убедить зависимого в том, что он не только «жертва» (так сложились обстоятельства/не повезло с супругом/судьба тяжелая), но и сам «приложил руку» к своей жизни. Многие ведь приходят за жалостью к их «скорбной доле», за поддержкой в обвинении и осуждении всех и вся, а не для того, чтобы узнать о своей собственной ответственности, не для конструктивного «разбора полетов». Если признать, что выбор был раньше и есть сейчас, то это значит, можно что-то изменить и самому измениться, провести «работу над ошибками», нужно принимать какие-то решения, но… часто «страдать легче, чем решать» (Б. Хеллингер). Поэтому, услышав иную, не совпадающую с ожиданиями, точку зрения на свою ситуацию, «страдалец» начинает так активно, а порой и так агрессивно защищать свою позицию пострадавшего, что у стороннего наблюдателя не остается сомнений, что этот человек «сам кузнец своего несчастья» и ни за что не откажется от привычного образа жизни. В таких случаях бесполезно настаивать и пытаться образумить – это вызовет лишь еще большее сопротивление. Остается только проявить уважение к свободе человека самостоятельно выбирать свой путь, а еще верить и молиться о том, что Господь вразумит его, и надеяться, что он Божье вразумление услышит и примет.
Если резюмировать пастырский подход к соза-висимым отношениям, то можно сказать так: во-первых, в целом созависимость создает богатую почву для скрытого эгоизма, лицемерия, манипуляций, для властного контроля друг над другом, покушения на свободу, для обид, неадекватного чувства вины, ненасыщаемых капризов. Одного этого списка достаточно, чтобы понять – созависимые отношения ведут к греху. Во-вторых, сама зависимость – это страсть, которая ведет к страданиям зависимого и его близких. С пастырской точки зрения – несомненный грех. Но возможно ли его преодолеть? Несомненно. Примеров тому достаточно. Только не стоит забывать, что осознание своего греха – не повод для бесплодного самобичевания, а повод для искреннего раскаяния, покаяния и «работы над ошибками»[89].
Не менее важен и экзистенциальный аспект исцеления, который связан с проблемой смысла жизни и, соответственно, смысла отношений. «Что для меня эти отношения? Зачем они мне? Что я в них делаю? Кто для меня мой партнер?» – очень уместно задать себе эти вопросы и «изнутри» прислушаться к ответам. Также здесь важна ценностная составляющая. Наибольшей значимостью для нас обладает личность самого человека и ценность личности его партнера. Подчеркнем, что христианская психология придерживается личностного (субъект-субъектного) подхода, в котором и «я», и «другой» являются образом и подобием Божьим. Это означает, что ни я, ни другой никогда не могут быть объектами контроля, манипуляций и власти. Таким образом, признание ценности личности привносит в отношения безусловное уважение к себе и другому, преображая эти отношения, и дает шанс исцеления от созависимости.
Отделить друг от друга духовный, экзистенциальный и психологический аспекты бывает трудно, а иногда в этом нет необходимости. Человек развивается целостно, одновременно решая свои экзистенциальные, духовные и психологические проблемы. На деле же это означает пересечение и взаимодополнение нескольких практик: пастырской, психотерапевтической и личной духовной, которая может быть, а может и не быть религиозной. Например, я осознаю, что манипулирую другим (психологический аспект), оцениваю свой поступок как грех и каюсь в нем (духовный аспект), приобретая духовный опыт, и через это открываю новый смысл для меня этих отношений (экзистенциальный аспект). Каждый человек, иногда осознанно, иногда «на ощупь», вырабатывает свой путь, которым он выбирается из пут созависимости.
Еще раз повторим: путь исцеления – в духовной и психологической зрелости личности. Не борьба против зависимости (это лишь лозунг), а развитие личности, которое подразумевает свободу и ответственность, любовь и щедрость, мужество и осознанность.
Исцеление зависимости – это обретение смысла жизни, ясная ценностная перспектива, трезвенное самообладание и выбор деятельной любви.
Одно из направлений исцеления от созависимости – так называемое «дородительствование» себя. Если в детстве мы чего-то недополучили, это не значит, что мы обречены теперь быть эгоистами или невротически жертвовать собой всю оставшуюся жизнь.
Отнюдь. Когда мы вырастаем и принимаем на себя ответственность за свою жизнь, за свою личность, мы сами можем своему «внутреннему ребенку»[90] создать нормальные адекватные условия для его развития.