Станция «Звездная» - Мария Воронова

– Не надо, Наташа.

– Да знаю, знаю. Я только так, в особых случаях.

Она неумело вдохнула дым и закашлялась.

– Не твое это, – Ян похлопал ее по спине, – вот не твое, и все, смирись. Лучше давай пойдем напьемся.

Наташа снова затянулась, в этот раз получилось лучше.

– Короче, Ян, – сказала она резко, – я очень хочу, чтобы эту сволочь наказали как можно сильнее, пусть бы посадили даже. Очень хочу. Но доносчицей я никогда не буду.

– Это не донос.

– А что тогда? Кляуза? Так немногим лучше. Понимаешь, Ян, если бы справедливость, о которой так разглагольствовал твой начальник, восторжествовала потому, что все вы честно делаете свою работу, я была бы… – она на секунду замялась, – не рада, конечно, это слово тут не подходит, но что-то наподобие этого. Удовлетворена, вот. И если бы этого подонка судили честным судом, и на суде меня спросили, прощаю ли я его, то я бы так же честно ответила, что нет, и прошу для него самого сурового наказания. Но, Ян, если справедливость торжествует только благодаря интригам и подмётным письмам, то это в сто раз хуже любой несправедливости, и в этом я участвовать ни за что не стану.

– Хорошо, – Ян попытался обнять Наташу, – я рад, что ты так думаешь.

Она отступила:

– Если честно, Ян, то мне кажется, что твой Игорь Михайлович только прикидывается добреньким, а сам что-то мутит у тебя за спиной.

«Какая ты умная, Наташа, – подумал Ян, крепко прижимая ее к себе, – проницательная и наивная одновременно».

– Но это не важно, – сказала она, когда Колдунов наконец выпустил ее из объятий, – как бы там ни было, но я не опущусь до доноса.

В глубине души Ян был рад, что она приняла именно такое решение. Все-таки да, писать жалобы как бы не стыдно, но подловато, и хорошо, что в Наташе этого нет.

Князев, конечно, взбесится и возненавидит ученика за то, что проворонил единственный шанс, но мстить не будет, потому что месть требует усилий, которые Игорь Михайлович прикладывает только к тому, что идет ему на пользу и в удовольствие. Кроме того, науськать своего журналиста он может и без участия Наташи.

Ян хотел снова остаться у нее, но Наташа попросила его ехать домой. Она сказала, что должна быть одна хотя бы сорок дней, когда душа мамы еще здесь, на земле.

– Ты в это веришь? – удивился Ян.

– Нет, но очень хотела бы поверить, – вздохнула Наташа, – знаешь, я испугалась, что вчера забыла обо всем с тобой.

– Что ж тут страшного, Наташ?

– То, что, если мы сейчас начнем жить вместе и поженимся, получится, будто я начала новую жизнь, а маму бросила. Будто ушла и забыла.

– Но это ведь не так.

– Вчера мне казалось, что так. Ян, мне надо с ней проститься по-настоящему, понимаешь?

Он покачал головой:

– Но это не получится. Она всегда будет с тобой, всю жизнь.

– И для этого мне надо проводить ее, чтобы потом не стыдно было.

Интуитивно Ян понимал, что она права, и готов был ждать столько, сколько надо. Невольно улыбнулся, вспомнив одну тетеньку, которая слезно умоляла, чтобы он постарался и не зарезал ее во время операции. Просьбу свою она мотивировала тем, что дочь через неделю выходит замуж, а если она помрет, то свадьбу отменят, чему жених, которого еле затянули в загс, будет несказанно рад, и вообще не женится. «Кто ж не женится на девушке без тещи», – меланхолически заметил анестезиолог, дама сказала «и то правда», и совершенно успокоилась. Все прошло благополучно, женщина поправилась, и свадьба состоялась. Но Ян был не из таких женихов, которых надо вести, как крупную рыбу, ежеминутно опасаясь, что та сорвется.

Никуда он не денется, подождет.

Сейчас их любовь будто прикрыта горем. Это похоже на то, как мама набрасывала платок на абажур настольной лампы, чтобы не разбудить Яна, когда он был маленький. Но Ян все равно просыпался и смотрел, как мягкий свет пробивается из-под платка и причудливыми тенями ложится на мамино лицо. Она замечала, что он не спит, улыбалась и прикладывала палец к губам. Ян немного смотрел, как она тихонько переворачивает страницы, как, хмурясь, пишет что-то в тетрадке или на крошечной бумажке. Первый навык по составлению «шпор» Ян получил у мамы, она тогда училась в педагогическом на заочном отделении.

Погрузившись в это детское воспоминание, он вдруг понял, что не знает, что сейчас переживает Наташа. Он давно живет самостоятельно, но в любую минуту может вернуться домой или позвонить, хотя бы поговорить с мамой, если сильно соскучится. С семнадцати лет он сам по себе, но ему есть куда вернуться. Наташа теперь осталась по-настоящему одна. Он сейчас не в счет, как ни старайся, а он не сможет ей дать родительской защиты.

Наверное, осознать это она должна в одиночестве…

___________________________________

* Юдин Сергей Сергеевич (1891–1954) – советский хирург и ученый, заслуженный деятель науки РСФСР, главный хирург НИИ СП имени Н. В. Склифосовского, директор НИИ хирургии имени А. В. Вишневского. Лауреат Ленинской и Сталинской премий. Действительный член Академии медицинских наук СССР. Почетный член Английского королевского Колледжа хирургов, Американской ассоциации хирургов, хирургического общества Парижского университета, Пражского, Каталонского обществ хирургов. Почетный доктор Сорбонны.

Узнав, что Наташа отказывается писать жалобу, Князев сильно огорчился. Несколько дней ходил хмурый, подзуживал Яна еще раз с ней поговорить, объяснить девушке, что она находится не в оккупационной зоне, а в своей родной стране, где заявить о недобросовестной работе сотрудника государственной организации, получающего зарплату в том числе из ее налогов, является не доносом, а святым правом гражданина. И даже его, без преувеличения, гражданским долгом.

Ян без особой убедительности врал, что говорил об этом Наташе, Князев так же халтурно делал вид, что верит, и вскоре отвязался от своего ученика.

Он снова сделался с Яном приветлив и холоден, как в первые дни после его зачисления в аспирантуру, и в этот раз, наверное, уже насовсем.

От этого становилось грустно, как после школы или получения диплома в академии. Ты добился, победил, дистанция пройдена, и не только с друзьями дороги твои теперь расходятся, но и какая-то часть тебя самого осталась позади и утрачена безвозвратно. Так и теперь. Ян вдруг отчетливо понял, что пора ученичества для него миновала окончательно, и дальше придется принимать решения самому. Всегда и до самой смерти.

Никто больше не поставит его на табуреточку и не будет ласкать гордым родительским взглядом, пока он «с выражением» читает стишок. Началась настоящая взрослая жизнь, и табуреточка теперь ему понадобится только в том случае, если он захочет повеситься.

Ян снова нахватал дежурств, уже не обращая внимания на то, что его больше не ставят ответственным. Он хотел срочно заработать на кольца и все остальное, чтобы, когда Наташа будет готова, нищета не стала препятствием для свадьбы.