Три сестры, три королевы - Филиппа Грегори

Мои фрейлины сгрудились вокруг меня, шепча страшные вопросы, называя имена. Все они потеряли сыновей, отцов, мужей и братьев.

– Много ли пропало без вести? – спрашиваю я.

– Все мертвы, – настаивает он. – Мертвы. Около десяти тысяч.

Десять тысяч человек! У меня снова все поплыло перед глазами.

– Десять тысяч? – повторяю я. – Это невозможно. Во всей нашей армии было тридцать тысяч солдат. Они не могли убить треть армии в одном сражении.

– Могли. Потому что они убили и тех, кто сдался в плен, – горько говорит он. – Они добили умирающих и раненых, прямо там, где они лежали на поле боя. Они догнали тех, кто бросил свое оружие и повернул в сторону дома. Они объявили, что не будут брать пленных. Это было коварно и жестоко. Я никогда не видел ничего подобного. Такое могло бы произойти где-нибудь в варварской стране, такой как Испания, или где-нибудь в крестовом походе на земле неверных. Это была какая-то резня конкистадоров. Люди кричали. Молили о пощаде, пока их били ножами прямо в лицо, и это продолжалось весь день и всю ночь. Раненые замолкали, только когда им перерезали горло.

– Король? – шепотом спрашиваю я. Яков не мог умереть от садовничьего ножа. Только не Яков, с его уважением к чести и благородному ритуалу ристалища. Он не мог погибнуть в грязи от удара крестьянским орудием в лицо.

– Король пробился к самому Томасу Говарду, и они бились почти один на один. Но ему в голову попал нож, разбив ее вдребезги, и он был тяжело ранен в бок стрелой.

Я склоняю голову. Я не верю своим ушам. Не знаю, что мне теперь делать. Хоть я его и предупреждала, хоть мне и снились вдовьи жемчуга, в глубине души я все равно не верила в то, что он может не вернуться домой. Он всегда возвращается. Снова и снова он уезжает к своим любовницам, или повидать детей, или на паломничество, или в поездку по королевству, чтобы вершить правосудие или проверить, как идет строительство новой пушки и спуск нового корабля. Но он всегда возвращается домой. Он поклялся, что никогда меня не оставит. Он знает, что я слишком молода, чтобы бросать меня одну.

– Где его тело? – спрашиваю я. Мы должны провести торжественное захоронение, мне надо им заняться. Моего мальчика, Якова, провозгласят королем, и его надо будет отвезти в аббатство Скун на торжественную коронацию. Не знаю, как я буду все это делать без мужа, который всегда занимался сам всем необходимым и для меня, и для этого королевства. – Где его тело? Оно должно лежать в королевской часовне. Его должны отвезти в Эдинбург.

Он должен лежать в часовне в Холирудхаусе, чтобы люди могли с ним торжественно попрощаться. Там мы венчались, там он короновал меня своей королевой, и там все, даже его бастарды и их матери, смогут отдать последнюю дань уважения величайшему из королей со времен Малкольма и Роберта де Брюса. Главы кланов придут в пледах своих цветов, а знамена лордов будут биться над его гробом. Шотландцы оплачут и проводят своего короля, память о котором навеки останется в их сердцах. Мы похороним его в гробу из шотландской сосны под мантией из черного бархата, украшенной вышитым золотым шнуром крестом. Мы развернем над ним знамя крестоносца, которым он был по своему глубочайшему убеждению, и колокола на звоннице будут бить по удару за каждый год из прожитых им сорока. Отлитые им пушки тоже будут изрыгать пламя, словно выжигать свое сердце от горя. Мы почтим память нашего короля. Мы никогда его не забудем.

Но посланник внезапно падает на колени, как будто тяжесть слов, которые он готовился произнести, была для него невыносима. Он поднимает на меня взгляд, и я вижу в его измазанном грязью лице настоящую агонию.

– Его тело забрали, – говорит он. – Англичане. Они забрали его драгоценное тело, из грязи, изломанное и кровоточащее. И отправили его в Лондон. Ей.

– Что?

– Королева Англии, Екатерина, сказала, что желает получить его тело в качестве трофея. Поэтому его перевернули, прямо там, в грязи, сняли его нагрудник и камзол, его нарядный камзол, перчатки и сапоги. Он остался босым, как бродяга нищий. Они забрали его меч и сбили корону с его шлема. Его ограбили, как бесхозный труп, брошенный на поле боя. Все его вещи бросили в ящик, а его – на тележку, которую потом отправили в Берик.

У меня подкосились колени, и кто-то помог мне сесть на стул.

– Мой муж?

– Увезен с поля боя, как туша в мясницкую. Английская королева пожелала получить его в качестве трофея, и теперь он у нее.

Этого я никогда ей не прощу. Этого я никогда не забуду.

Во Франции Генрих одерживает победу в месте, называемом Териан, и в качестве поздравления с победой Екатерина пишет ему о том, что одержала победу, не уступающую королевской. Она хвалится тем, что хотела прислать ему отрубленную голову поверженного противника, но что английские советники отговорили ее от этой идеи. Тогда она хотела пропитать его в соли и потом отослать в качестве дара, но Томас Говард уже успел залить тело свинцом и отправить его в повозке в Лондон. Поэтому, лишившись тела, Екатерина высылает мужу камзол и знамя Якова. Тот самый красный камзол, который я собственными руками вышивала золотой нитью. Только теперь он залит его кровью и грязью, пропитан дымом. Его мозг забрызгал камзол там, где я вышивала золотой чертополох. Но, несмотря на это, Екатерина с триумфом отправила его в подарок Генриху, словно что-то подобное может быть подарком, хотя единственное место этой вещи – в гробу вместе с телом короля, в его собственной часовне.

Она – варвар, нет, она хуже варвара. Это же тело ее родственника, мужа сестры, священное тело короля. И это женщина, которая наблюдала за тем, как с телом ее мужа были проведены все необходимые церемонии и возданы все почести. Та самая женщина, которая носила траур и молила меня проявить к ней милость в ее горе. Однако же, когда меня настигает вдовья участь, она велит бросить тело моего мужа на повозку и отправляет его, как бычью тушу в мясницкий ряд Смитфилда. Каким же дикарем надо быть, чтобы пойти на такое? Только звери не станут возвращать тело короля на его родину для достойных похорон. Только звери станут искать поживы с его еще не остывшего тела, как это сделала она. Я никогда ей этого не прощу. Я никогда этого не забуду. Она больше мне не сестра. Она – гарпия, чудовище, терзающее плоть. И я никогда не смогу об этом говорить. У меня не находится слов, чтобы выразить свои чувства.

Однако никто из них не должен знать, как сильно я возненавидела их за то, что они сотворили. Я заключу мирное соглашение с этой воровкой, с этой мародеркой. Я признаю свое родство с волчицей, кормящейся с мертвых тел. Я буду отправлять к ним послов и писать письма, и даже встречусь с человеком, некогда бывшим моим братом, и хищницей-падальщицей, ставшей его женой. Если я намерена править и со временем возложить корону на голову нашего сына, то мне понадобится их поддержка и помощь. И я буду ее просить, но до поры не стану показывать ненависть в моих глазах. Я стану той, кем велел мне быть мой муж: великой женщиной, а не глупой девчонкой. А она – демоница, осквернившая честь своего положения, замаравшая трон моей матери кровью. Эта женщина желает быть равной королю, она сидела возле моего умирающего брата, и она же решилась на приказ убить моего мужа. Она – Лилит. Я ненавижу ее.