Двери восприятия. Рай и Ад. Вечная философия. Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основой многосторонней и как бы стиснутой временем души является простое вневременное знание. Очищая сердца и нищая духом, мы можем отыскать это знание и отождествить себя с ним. В духе мы не только обладаем знанием, объединяющим с божественной Основой, но и сами являемся этим знанием.
По аналогии: Бог во времени помещается в вечности бесформенной Божественности. Именно в Божественности пребывают вещи, живые существа и умы; именно через Бога они становятся чем-то, а целью и задачей того, чем они становятся, является возвращение в вечность Основы.
Внемлите, прошу вас, ради вечной правды и моей души. Я хочу сказать никогда доселе не сказанное. Бог и Божество не схожи, как небо и земля. Но прежде всего: внутренний и внешний человек различны так, как небо и земля. Правда, Бог на тысячу миль выше, но и Бог становится и преходит. <…> Благо тому, кто понял эту проповедь! Если бы здесь не было ни одного человека, я должен был бы произнести ее этой церковной кружке[215].
Подобно святому Августину, Экхарт до некоторой степени пал жертвой собственного литературного таланта. Le style c’est homme[216]. Это точно, но если поменять слова местами, то отчасти верным будет и обратное: L’homme c’est le style[217]. Обладая даром писать в определенной манере, мы обнаруживаем со временем, что в каком-то смысле начинаем жить и мыслить в соответствии с нашим литературным стилем. Мы подгоняем себя под собственную форму красноречия. Экхарт считается одним из основоположников немецкой прозы; открыв в себе талант выразительного письма, он поддался искушению и стал впадать в крайности, а его мысли сделались, так сказать, отражением возвышенного до напыщенности стиля. Это утверждение чревато выводом, что автор якобы презирал, цитируя веды, «низшее знание» Брахмана – не как Абсолютной Основы сущего, а как личностного Бога. На самом же деле он, подобно ведантам, считал «низшее знание» истинным и признавал почитание личностного Бога в качестве наилучшей подготовки к познанию Божественного. Следует помнить также, что лишенная свойств Божественность, о которой говорят веды, буддизм махаяны, христианский и суфийский мистицизм, есть основа всех качеств личностного Бога и Его воплощения. «Бог благ, и тот человек благ»[218], – заявляет Экхарт со свойственной ему склонностью к преувеличениям; он подразумевает следующее: человек благ по-человечески, Бог же благ в превосходной степени. Божественность существует, а ее «бытие» (Istigkeit[219], по Экхарту) содержит в себе добро, любовь, мудрость и все остальное в их сути и принципе. В отличие от академиков-метафизиков, проповедники Вечной Философии всегда считали Божественность не просто Абсолютом, а чем-то более совершенным, требующим большего поклонения, чем поклонение личностному Богу или его человеческому воплощению, – Существом, которому можно поклоняться наиревностно и которое требует неукоснительного выполнения правил, более строгих и жестких, чем правила церковного поведения (если, конечно, имеется стремление достичь главной цели земной жизни, обрести знание, объединяющее человека с божественной Основой).
Наслаждающееся склонение духа, который ищет покоя в Боге, выше всякого подобия, достигает и сверхъестественно обладает, в своем сущностном бытии, всем, что дух там когда-либо естественно получал. Это то, чем обладают все благие; но образ, по которому это бывает, остается сокрытым от них во всю жизнь, если они не внутренни и не праздны от всякой твари. В то самое мгновение, как человек отвращается от греха, он принят Богом в сущностном единстве своего существа, в высшей части своего духа, чтобы покоиться в Боге, теперь и всегда.
Из этого единства истекают все дары, естественно и сверхъестественно, и тем не менее любящий дух покоится в этом единстве выше всех даров, и здесь нет ничего, кроме Бога, и дух соединен с Богом, без посредства. В этом единстве мы приняты Святым Духом и мы принимаем Святого Духа и Отца и Сына, и полную божественную природу, ибо невозможно разлучить Бога.
Святой свет веры настолько чист, что рядом с ним обычный свет мнится грязью под ногами; даже человеческие образы святых, Богоматери и Иисуса Христа в человеческом теле суть помехи на пути к образу Бога во всей Его чистоте.
Эти слова из уст убежденного католика времен Контрреформации могут показаться несколько неожиданными. Но тут нужно учесть, что Олье, который вел жизнь святого и был одним из наиболее влиятельных проповедников семнадцатого столетия, в данном случае рассуждал о состоянии сознания, доступном лишь немногим. Тем же, кто обитает в обыденности, он советовал иные способы познания. Так, одному из кающихся грешников, в качестве противовеса трактатам святого Хуана де ла Круса и других приверженцев сугубо мистической теологии, было предложено изучить откровения святой Гертруды[221] о воплощении и даже о физиологических проявлениях Божества. С точки зрения Олье, как и большинства других духовных наставников, равно католиков и индуистов, поистине нелепо призывать к поклонению Богу-без-формы, ибо большинство людей способно постичь лишь индивидуальные, воплощенные проявления божественной Основы. Это совершенно разумный подход, и мы имеем полное право ему следовать – при условии, конечно, что всегда будем помнить: этот путь грозит душе рядом опасностей и невзгод. Природа этих опасностей будет показана и подвергнется обсуждению в другой главе; пока же достаточно процитировать предупреждение Филона: «Кто мнит, будто Бог обладает всевозможными качествами и не является Единым, вредит не Богу, а самому себе».
Ты должен любить Его таким, каков Он есть: не-Бог, не-Дух, не-Лицо, не-Образ, но одно чистое, светлое единство, далекое от всякой двойственности. И в это единое