Селеста, бедная Селеста... - Александра Матвеева

— Воскресенье, естественно, выходной.

— В воскресенье можно оставить сообщение у дежурного. Записывай телефон.

— Готово. А к ним телефон у тебя есть?

— Целых два: через секретаря и прямой. Записывай.

— Записал. Дальше.

— Дальше. Работать будете, когда у них нет приема и вечерами. Договор я подготовила и отдала представителю заказчика — Лохову. Ты его знаешь. Как только их руководство утвердит, он тебе позвонит и можете начинать работу.

— Я бы хотел, чтобы ты подключилась.

— Естественно. Виталик, я буду работать сколько можно много. Мне деньги нужны.

— Как насчет сходить куда?

— Обсудим, Виталь. Людка пришла. В дверь звонит.

— О, здорово! Я ее сегодня не поймал. Дай ей трубку.

Я, не спрашивая, открыла дверь и в полной уверенности, что пришла Людка, протянула навстречу вошедшему руку с телефоном. И только потом подняла глаза. Лешка недоуменно таращился на подношение. У меня сбилось дыхание и все поплыло перед глазами. Я сразу разозлилась на него — чего приперся? И на себя — не подозревала, что он рано или поздно явится?

Пытаясь справиться со смущением, кивнула Лешке и сразу отвернулась и отошла от двери, притворяясь занятой телефонным разговором.

Лешка не стал топтаться в ожидании окончания телефонных переговоров, а сразу прошел в мою комнату. Я посмотрела на себя в зеркало, установила, что волнение почти не отразилось на лице, и поплелась вслед за Лешкой. То, как по-хозяйски он прошел в комнату, произвело на меня впечатление. Значит, ничего не изменилось и Лешка продолжает считать себя моим женихом. Черт, ну что за дура?! Гнала от себя мысли о проблеме, вместо того чтобы искать ее решение. Ни к чему не готова, ничего не хочу, ничего не могу. Ну какая ему необходимость была являться именно сегодня? Пришел бы через неделю или через две.

Лешка стоял лицом ко мне и рассматривал распечатку. Не выказывая никакого интереса, видимо, совершенно машинально, взял из стаканчика остро отточенный карандаш и, держа листок на ладони, что-то написал. Увидел меня, отложил карандаш и бумагу и протянул ко мне руки.

Я покорно вошла в его объятия и сама обняла его за шею. Правда, не столько притягивая к себе, сколько мешая ему притянуть меня. Но Лешкины мысли были заняты не эротикой. Он выглядел усталым и больным и нуждался в хорошей порции нежности и сочувствия.

Я погладила его по лицу, поцеловала в щеку. Прикосновение к его лицу вызвало волну почти нестерпимой боли, я чувствовала, как ломит в висках и сжимается сердце. Пытаясь ничем не показать, насколько мне плохо, ласково улыбнулась и осторожно высвободилась. Лешка без возражений отпустил меня.

— Хочешь что-нибудь съесть?

— Да нет. Какое есть. Я с поминок. Сегодня девятый день, так в ресторане ВТО устроили банкет на сто человек.

Лешка поморщился и яростно помотал головой:

— Любит творческая интеллигенция халяву. А моя мамаша показуху. Глаза бы не глядели.

— Не надо, Леш. Чего ты злишься? Твоя мама на самом деле горюет. А что прилюдно, ну и ладно, раз ей так легче. Она же не притворяется.

— Может, и правда. Просто я устал как собака. Все эти похороны-поминки. Люди, люди, люди… Разговоры бесконечные. Поверишь, я только сейчас, когда ехал к тебе, понял, что отец на самом деле умер.

Лешка замолчал, сжав челюсти, уставив неподвижный взгляд куда-то мимо меня. По его лицу пробегала судорога. Мне стало страшно. Я потянулась и положила ладонь ему на грудь в вырезе рубашки. Внутри Лешки что-то пискнуло, лишив меня последних сил. Любви и жалости во мне оказалось так много, что я сама себе удивлялась.

Хуже всего было то, что Лешка отчаянно нуждался в моей любви, а я отчаянно нуждалась в возможности излить свою любовь на него. Лешка снял мою руку со своей груди, добавил к ней вторую мою руку и поднес все десять пальцев к горячим влажным губам. Его поцелуи отозвались болью во всем теле, я, стараясь не делать резких движений, освободила свои руки.

— Подожди секундочку, я сейчас.

Лешка кивнул, и я, вся дрожа, выскочила из комнаты. Кастрюля с лимонадом стояла в холодильнике. Я заглянула под крышку и установила, что лимонада достаточно. Выпив одну за другой три чашки, я перевела дух и, почти владея собой, вернулась в комнату с большим бокалом лимонада для Лешки.

Лешка нехотя отпил глоток, потом медленно выцедил все до капли.

— Вот что мне было необходимо. Все время мучился, а не понимал, что просто пить хочу. А ты всегда угадываешь, что мне надо. И не ошибаешься.

— Леш, как ты?

— Даже не знаю. Хреново.

— Мне жаль…

— Я знаю. Если бы только знала, как мне это помогает. Когда уж совсем невтерпеж, вспомню тебя, и легче. Я люблю тебя.

Плакать нельзя, напомнила я себе и не заплакала. Просто села на кушетку подальше от Лешки и стала на него смотреть. Я смотрела впрок и понимала, что никогда не смогу насмотреться. С тоской, отчаянием, нежеланием верить в непоправимое я жадно смотрела в бесконечно дорогое лицо.

Наши глаза встретились, и в Лешкиных отразилось беспокойство. Я выдала себя, и он почувствовал неладное. Сразу подобрался, подозрительно уставился на меня.

Я сморгнула и отвела взгляд. Некоторое время с очевидным интересом рассматривала прикнопленный над столом листок с пометками к программе, над которой сейчас потела. Лешка тоже посмотрел на листок, потом на меня.

— Аль, что случилось? — потребовал ответа мой экс-жених.

Ничего себе вопросик! Что называется, не в бровь, а в глаз. Милый, да разве же я смогу тебе ответить? Я молчала, не в силах придумать историю, устроившую бы нас обоих. Лешка подождал немного и, как всегда, придумал сам.

— Ты из-за того, что мы не сможем сейчас пожениться, расстроилась? — догадался он.

Да, ненаглядный мой, если ничего не придумывать, я расстроилась из-за того, что никогда не буду твоей женой.

Я отрицательно мотнула головой, потом мотнула утвердительно и снова отрицательно. Лешка озадаченно следил за моими маневрами.

Надо мне помолчать. Перевести разговор на другое. Сказать, что сейчас не время, что во время траура жениться нельзя. За год многое изменится, и не надо будет ничего говорить и причинять ему ненужную боль. Ну как я ему сейчас скажу, что он потерял не только отца, но и невесту? Я не готова все сделать по уму, я потеряю его. Вообще, совсем, лишусь навеки, в каком угодно статусе. Нет, я буду молчать и делать вид, что ничего не случилось. А за год что-нибудь придумаю. Хорошо. Господи, как хорошо, что не надо ничего решать.

Лешка сел рядом со мной, просто, по-хозяйски просунул под меня руки и переместил мое тело к себе на колени. Я опешила от подобного нахальства, а он прижал меня к своей груди и, легко качнув, откинул мою голову себе на предплечье. Я близко увидела его ласковые глаза и почувствовала на губах его губы. У меня не хватило сил сразу оттолкнуть его, и мы целовались, как раньше, со всем пылом и страстью разделенной любви. Больше всего мне хотелось умереть в этот миг. Последний, ворованный миг счастья.