Ведьма на выданье - Марина Сергеевна Комарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где шторку поправит, где сдует лунную пыль с подоконника, где — подмигнет самому князю. Потому и любил Шлях-Успенский смотреть по ночам в окно. Ведь можно увидеть такое, что всю жизнь будешь помнить.
Однако Змеевский был за спиной. Сидел в кресле и потягивал вино. Его любимая Жизела ползала по столу, нахально подгребая под пузо папки с важными документами. И сколько бы ни было попыток убрать вредную гадюку подальше, всё оборачивалось пшиком.
Жизела, фамильяр Бенедикта Змеевского, была свято уверена, что высшие силы сначала создали её, а потом мир… в подарок ей. Поэтому все должно было вертеться возле её змейшества.
— Уверен, — наконец-то ответил Шлях-Успенский, поворачиваясь к Бенедикту. — Чтобы выманить добычу, надо дать ей возможность расслабиться.
Тот задумался, свел брови на переносице. Белая кожа, серебристые ресницы, глаза — бирюзовое безумие. Волосы, как белый шелк. И одежда почти всегда светлая. Ведьмак, который фактически отрицает тьму, отдавая предпочтение свету.
Род Змеевских — старый. Их осталось слишком мало. И даже у тех осколков-наследников былой мощи не хватает ума жить в мире. Бенедикт оказался изгоем за принятие помощи князя. Нет мира между тьмой и светом, волшебством белого ведьмаков и колдовством демонов Шлях. Бенедикт был не согласен, к тому же считал, что покровительство и сила князя помогут воскресить силу рода Змеевских.
Не получилось.
В итоге Бенедикт покинул родной Гдананск и перебрался в Краковар. Начинал со служащего, а сейчас уже добился поста советника. И Шлях-Успенский очень ценил своего белого ведьмака, по иронии судьбы ставший членом Совета Претёмных.
— Думаешь, смоль затаилась в девчонке? — поинтересовался Змеевский.
Шлях-Успенский синхронно поднял ладони вверх, тут же над ними заклубилась сверкающая тьма.
— Алина Альжбета Каторжинская — не обычная ведьма. Стоило ей только войти сюда, сразу появился странный горьковатый привкус её колдовских сил. Совсем не такой, как у большинства наших. И не похож ни на Малгожату, ни на Виславу.
— Именно для этого ты вызвал их в замок? — понимающе хмыкнул Змеевский.
— И для этого тоже, — кивнул Шлях-Успенский, наблюдая, как тьма превращается в идеально гладкое зеркало, в котором показывается весь Вайвельский замок.
Даже показался посапывающий Живоглот. Паразитина. От так он несет почетную службу, когда никто не видит.
Князь чуть прищурился, щелкнул пальцами — серебристая молния прицельно ткнула дракона в пышный зад. Живоглот взревел, вскочил, выпустил сумасшедшую струю пламени, а потом огляделся. Озадаченно так огляделся.
Спустя секунду до него дошло, что дело не чисто. Прищурившись, он посмотрел прямо на Шлях-Успенского. Хочешь-не хочешь, а дракон способен разглядеть тусклое сияние наблюдалки.
Тот ни капли не смутился и послал Живоглоту воздушный поцелуй. Дракон фыркнул и отвернулся.
— Стервец, — тихо рассмеялся Змеевский, заглядывая в наблюдалку.
Он незаметно оказался рядом и теперь смотрел через плечо Шлях-Успенского. Воздух тут же наполнился запахом мороза и подснежников. Колдовство Змеевских почему-то всегда так и пахло. Просто у кого-то насыщеннее, у кого-то легко и ненавязчиво, прямо как у Бенедикта.
Шлях-Успенский запрокинул голову, упираясь затылком в спинку кресла. Теперь бирюзовые глаза Змеевского стали ближе.
«Интересно, заберется ли смоль в белого ведьмака?» — мелькнула мысль.
Но тут же пришлось её отогнать. Потому что эксперимента и научные наблюдения — это прекрасно, но превращаться в чудовище неразумно. Чудовище живет своими жаждами и инстинктами. А ни то, ни другое не подходят для того, кто правит целой Речью Шветной.
— Так что там с Алиной? — мягко уточнил Змеевский.
— Вот что именно — будем разбираться. Но надо сделать так, чтобы она смогла расслабиться. И не успеть утянуть за собой Скорбуту.
— Скорбуту? — приподнял бровь Змеевский. — А с ним что? Он прекрасно работает на защиту.
— От нежити — да, но не от собственной невесты. Точнее, жены.
Крыть было нечем. И правда. Ситуация крайне неоднозначная. И чем дальше идет дело, тем всё становится непонятнее. Во всяком случае, вон как задумался советник.
Шлях-Успенский улыбнулся уголками губ. Ему-то всё было ясно. Но для этого потребуется провернуть одно дельце. В конце концов, он заслужил немного отдыха. Заодно возможно будет понаблюдать со стороны.
— Мой князь, ты улыбаешься, — с лёгким укором произнес Змеевский. — Уже составлен весь план?
— Да, — улыбка Шлях-Успенского стала шире. — И ты играешь там не последнюю роль.
— И какую же?
— О, это я могу озвучить только шёпотом. Поэтому… склонись ниже, советник.
* * *
— А он оказался настоящим козлом, — вздохнула Вислава, подперев щеку кулаком. — Промотал всё моё наследство, назвал влюбчивой дурой и уехал в Францаю с новой любовницей.
За окном была глубокая ночь, а за столом — три девицы пили настойку «Пьяная вишня» и вели беседу на тему: «Все мужики — козлы».
Лешек долго не хотел уходить, однако слово из-под земли появился Томаш Драгош и увел моего благоверного. Куда? Зачем? В подробности вдаваться не стал. Но только дал понять, что дело срочное — раз, и по приказу князя — два. Лешек не горел желанием повиноваться всяким приказам, когда рядом молодая невеста-жена, большая кровать и отсутствие родни, но… С князем не спорят.
А мне было о чем подумать. Поэтому, сев на кровать, собралась уже раскладывать всё по полочкам. И через некоторое время сообразила, что сижу и тупо смотрю в одну точку. Точка именовалась Бецик. Он подозрительно косился на меня, но не рисковал задавать лишние вопросы.
— Бецик, а знаешь… — начала я, но в дверь постучали.
«И кого кузяк принес?» — промелькнула философская мысль.
Можно было, конечно, сделать вид, что я сплю, а свет в комнате забыла выключить, потому что так устала, так устала, что вот прям как была, так и устала. Но нельзя. Тут весьма однозначно показали, что меня дурой не считают, поэтому и их считать таковыми тоже не стоит.
— Войдите! — крикнула я так, что Бецик невольно вздрогнул.
Каково же было мою удивление, когда на пороге появились Вислава и Малгожата. Первая держала бутылки с вишневой настойкой, а вторая поднос со всякими вкусностями. Обе тётушки являли пример удивительного единодушия и полнейшего взаимопонимания. Нет, они не были навеселе, но явно желали оказаться в этом состоянии.
Поначалу я даже озадаченно заморгала, пытаясь понять, не мерещится ли мне что-то от усталости, но нет.
Малгожата закрыла дверь на замок, выключила свет, зажгла заклинанием свечи на столе и сгрузила под нос.
— Шановные пани, объявляю девичник.
Оказалось, что без девичника никак нельзя. Ибо