Змей и голубка - Шелби Махёрин

Звон колоколов раздался очень вовремя – я уже готова была запрыгнуть в камин.

– Ах да. – Вспомнив о насущном, Архиепископ отпустил моего муженька, выпрямился и поправил воротник. – Служба сейчас начнется. Прошу простить, я должен присоединиться к другим пришедшим. – Он замер на пороге и обернулся, посерьезнев. – И не забудьте о том, что мы сегодня обсуждали, капитан Диггори. Более пристальное внимание крайне необходимо.

Мой супруг кивнул, заливаясь краской.

– Да, господин.

Как только Архиепископ вышел, я тут же накинулась на мужа.

– «Пристальное внимание»? Это что еще значит?

– Ничего. – Он быстро откашлялся и протянул мне руку. – Пойдем?

Я прошествовала мимо него в алтарную.

– Пристальное внимание. Ага, как же.

Освещенная сотнями свечей, алтарная собора Сан-Сесиль казалась видением из сна – или ночного кошмара. Больше половины горожан собрались в огромном зале, чтобы послушать проповедь Архиепископа. Те, что побогаче, разместились на скамьях и были одеты в пышные наряды: платья и костюмы насыщенно-бордовых, аметистовых и изумрудных цветов с золотой отделкой, кружевными рукавами, меховыми муфтами и шелковыми галстуками. У них в ушах сверкали жемчуга, а на шеях и запястьях демонстративно сверкали бриллианты.

В дальнем конце алтарной собрались прихожане победнее – лица их были печальны и грязны, руки сцеплены. Там же стояли и несколько синеполых шассеров, в том числе Жан-Люк. Он поманил нас к себе.

Я чертыхнулась про себя, когда мой муж подошел к нему.

– Мы что, всю службу будем стоять?

Он с подозрением посмотрел на меня.

– Неужели ты никогда не бывала на мессах?

– Бывала, конечно, – соврала я, неохотно шагая вперед. Я пожалела, что не надела капюшон – на мессу пришло гораздо больше людей, чем я ожидала. Возможно, ведьм среди них и не было, но как знать… меня-то ведь сюда занесло. – Пару раз.

Увидев в его лице недоверие, я обмахнула себя рукой:

– Я же преступница, забыл? Уж прости, что не выучила наизусть все правила.

Он закатил глаза и толкнул меня вперед на последние пару шагов.

– Шассеры стоят в знак смирения.

– Но я-то не шассер…

– И слава тебе, Господи, за это. – Жан-Люк отошел, чтобы освободить для нас место, и мой докучливый супруг силком заставил меня встать между ним и Жаном-Люком. Они обменялись рукопожатием. – Я не знал, присоединитесь ли вы к нам сегодня, учитывая последние события. Как Его Высокопреосвященство отнесся к новостям?

– Нас он винить не стал.

– А кого же тогда?

На короткий миг муж покосился на меня, а затем снова посмотрел на Жана-Люка.

– Новобранцев, что были тогда на посту. Их освободили от обязанностей.

– Так им и надо.

Я знала, что с этим спорить не стоит. К счастью, они замолчали – прихожане встали и начали петь. Мой супруг и Жан-Люк присоединились к ним, когда Архиепископ со свитой вошел в зал и поклонился перед алтарем. Я не смогла разобрать ни единого слова их занудной баллады и так озадачилась, что решила сочинить свой собственный текст.

Есть определенная вероятность, что в нем мимоходом упоминалась дамочка по имени Лидди.

Когда снова воцарилось молчание, мой муж нахмурился и толкнул меня локтем в бок. Я не уверена, но у Жана-Люка, кажется, дрожали губы, будто он еле сдерживал смех.

Архиепископ повернулся к прихожанам.

– Да пребудет с вами Господь.

– И со духом твоим, – пробормотали они в унисон.

Будто завороженная, я с неприязнью смотрела, как Архиепископ воздевает руки вверх.

– Братья и сестры, сознаем же грехи наши, дабы с чистым сердцем совершить священный обряд.

Священник рядом с ним повысил голос:

– Помилуй нас, Господи!

– Ты был послан нам, дабы исцелить грешные наши сердца, – продолжил Архиепископ. – Помилуй нас, Господи!

– Помилуй нас, Господи! – повторили прихожане.

– Ты явился, дабы даровать народам единство и мир в Царстве Божием. Помилуй нас, Господи!

Мир в Царстве Божием? Я фыркнула и скрестила руки на груди. Муж снова толкнул меня локтем, одними губами сказав: «Прекрати». Его синие глаза встретились с моими. «Я серьезно». Жан-Люк уже совершенно точно ухмылялся.

– Помилуй нас, Господи!

– Ты являешься, дабы словом и таинством укрепить нас в праведности нашей. Помилуй нас, Господи!

– Помилуй нас, Господи!

– Ты явишься славным спасением народу своему. Помилуй нас, Господи!

– Помилуй нас, Господи!

Я больше не могла сдерживаться и пробормотала:

– Лицемер.

Муж, похоже, был уже на пределе. Его лицо снова вспыхнуло, а на шее забилась вена. Кто-то из шассеров вокруг нас посмеивался, кто-то сердился. Плечи Жана-Люка тряслись от беззвучного смеха, вот только мне было уже не так смешно. Почему моему народу спасения не досталось? И помилования тоже?

– Пусть же всевластный Господь помилует нас, простит нам грехи наши и дарует нам вечную жизнь.

– Аминь.

Прихожане сразу завели новую песню, но я уже не слушала. Вместо этого смотрела, как Архиепископ вскидывает руки, закрывает глаза и с головой погружается в пение. Жан-Люк усмехнулся и толкнул моего мужа локтем, когда они оба спели не те слова. Муж в ответ неохотно фыркнул и отпихнул его.

– Избави же нас от грехов мирских, помилуй нас, – пел мальчик перед нами. Он сжимал руку отца и покачивался в такт мелодии. – Избави же нас от грехов мирских, помилуй нас. Избави же нас от грехов мирских, услышь нашу молитву.

Помилуй нас.

Услышь нашу молитву.

Незадолго до того, ближе к концу пытки Притчами, я услышала один стих, который не поняла.

«Как в воде лицо – к лицу, так сердце человека – к человеку».

– Что это значит?

– Это значит, что вода… она как зеркало, – объяснил мой муж, слегка хмурясь. – Она отражает наши лица. А наши жизни, наши дела… – он посмотрел на свои руки, избегая моего взгляда, – …служат отражением наших сердец, показывают, что у нас на душе.

Тогда это объяснение вышло очень понятным. И все же… Я снова оглядела прихожан, которые в одной и той же молитве просили и милосердия, и крови подобных мне. Как в их сердцах могли уживаться и то, и другое чаяния?

– Лу, я… – Муж кашлянул и заставил себя наконец взглянуть на меня. В его синих глазах блеснула искренность. И сожаление. – Не стоило мне на тебя кричать. В библиотеке. Прости меня.