Как раздать долги - Ольга Болдырева

«Ну, не сдаться же мне, право слово?!»

Таня прикинула, что такими темпами щит продержится еще минут пять, затем секунд тридцать она проживет по инерции… дальше финал понятный.

— Габриэль! Девчонка крашеная! Если ты сейчас же меня не спасешь, я тебя потом с того света достану! — последние крохи резерва дочь Алив потратила на такое своеобразное прощание с недавно обретенным другом (что в принципе было в Танином духе) и чуть не подставилась под удар, когда над ухом раздался обиженный голос Темного князя.

— Нет, какая наглость! Я голову ломаю, как спасти это вздорное желтоглазое создание, а меня девчонкой обзывают?!

Именно эту секунду щит выбрал для того, чтобы растаять в воздухе с легким шипением, и узкое лезвие нацелилось Тане в грудь. Габриэль вздохнул.

— Ладно, так уж и быть.

И за мгновение до того, как кинжал убийцы пробил ей сердце, что-то резко рвануло девушку вверх, будто подцепив крюком за ребра. Испугаться или почувствовать боль Таня не успела, она вздрогнула и в следующий момент открыла глаза… в собственной комнате.

Вокруг нее суетились Элли и Ририэль. Эльф тут же протянул ей стакан с водой, ангел, дотронувшись до лба холодной ладонью, снял тяжесть усталости и ощущение боли во всем теле. На ее вопросительный взгляд Азраэль отвел глаза в сторону. И, посмотрев в указанном направлении, Таня поняла, почему никто не радуется ее спасению. Рядом с кроватью вытянулся Габриэль. Черные глаза бессмысленно смотрели в потолок, из носа, ушей и рта вытекали тонкие стройки крови, она же пропитала на груди рубашку. Именно в том месте, куда Тане целилось создание Отступника. Алир судорожно гладил по волосам сжавшуюся в комочек Анабель, боявшуюся посмотреть на то, что стало с ее мужем.

Пересохшее горло сжал подступивший комком ужас. Все ведь не могло закончиться именно так?

…Замещение объекта сразу показалось мне самым очевидным выходом из положения. Проникнув в тревожный сон Тани, я старался не приближаться к дерущимся девушкам, чтобы неожиданно нашедшаяся сестрица не почувствовала меня. Очень хотелось отыскать что-то чуть более удобное, чтобы не пришлось рисковать собственной шкурой, которая совсем не хотела получать лишние дырки. Законы сновидений, чтоб их! Поймать бы того, кто установил совершенно немыслимые правила для путешественников по миру грез! Правда, я едва не раскрылся на словах «не могу не убивать», так как в мысли против воли закрались абсолютно нехорошие подозрения. Пожалуй, чтобы они не оправдались, я отдал бы многое. Например, собственный мир, согласившись остаток вечности служить творцам.

Неплохая цена, верно?

В любом случае более удачное решение проблемы не находилось, а Таня вот-вот могла разделить участь бабочки, нанизанной на булавку ученым, который нашел редкий экземпляр для своей коллекции. И вздохнув, я переместился на место дочки Алив, в последнюю секунду отправив ее в реальный мир, подальше от нас с «милой» родственницей. В груди противно чавкнуло, когда узкое лезвие вошло в тело.

Сердце остановилось.

Так похожая на меня и одновременно невероятно чужая девчонка отступила на пару шагов, с интересом изучая свою работу. Она наклоняла голову то в одну сторону, то в другую, словно никак не могла определиться, с какого ракурса мое «бездыханное» тело выглядит более эстетично. Не определившись, разочарованно повела плечами.

— И ты даже не скажешь: «Привет, братишка?» — уточнил я.

Девчонка вздрогнула и втянула голову в плечи.

— Да, иногда творцы ошибаются и забывают наделять свои создания смертностью. Глупо, правда? — Наверное, сейчас в реальности я производил удручающее впечатление, жутко перепугав друзей, которые привыкли, что воскресаю я быстро. Однако поговорить с сестрицей мне все же хотелось больше. — Чего ты добиваешься?

— Я делаю то, что мне приказал отец.

— Почему именно сейчас? — Все-таки по меркам любого мира со дня смерти Отступника прошло достаточно времени, чтобы забыть его имя и приказы.

Девчонка посмотрела на меня, словно я был деревенским дурачком, спросившим, зачем нужно отхожее место, и отвечать не стала. В следующий момент она просто растаяла в воздухе. На маленьком островке мира грез посреди бушующего Хаоса я остался в совершенно негордом одиночестве.

Что-то внутри подсказывало: все нужное, чтобы самостоятельно решить эту задачу, у меня уже есть. И условие, и данные… осталось лишь составить уравнение и быстро его решить. Но, думаю, не стоит уточнять, что с математикой я всегда был в плохих отношениях? И теперь сам себе казался бараном, стоящим перед новыми воротами и не замечающим очевидного.

Что ж, тем интереснее будет потом узнать правду!

В любом случае пора возвращаться в реальность, пока остальные не решили меня быстренько закопать и справить поминки по наконец-таки почившему другу. Если, конечно, мне удастся найти выход из сна, хозяйка которого давно проснулась…

Эй! Ау! Никто не хочет спасти одного Темного князя-неудачника?

Жизнь, конечно, не удалась, а в остальном все нормально.

Оптимистичный неудачник (неудачливый оптимист)

Меня окружала Тьма.

Абсолютная и прекрасная, чьей частью я когда-то был. Наверное, так ощущает себя младенец в материнской утробе — защищенным и любимым. В какой-то момент даже казалось, что я снова слился с ней, стал чем-то большим, чем глупый старый Темный князь, изображающий из себя веселого мальчишку. Но наваждение рассеялось, прежде чем я успел решить — хорошо это или плохо. Возможность осознавать себя самостоятельной личностью и ощущать в полной мере собственное «я» — вот что разделяло нас с Тьмой.

Вода и масло.

А хочу ли я действительно вернуться обратно? Формально, я все равно не умру, и глупо бояться темноты, когда ты прожил столько, что уже и сам не помнишь сколько. Но я не задумывался об этом с тех пор, как Отступник закрепил привязку на созданном мире, лишив меня даже надежды когда-нибудь стать каплей в великом океане Тьмы.

Именно эта привязка оставалась единственным крошечным барьером между мной и Тьмой, не позволяя мне раствориться и исчезнуть. Конечно, оставалась та лазейка, которой некогда пытался воспользоваться Ририэль. Она появилась с тех самых пор, как Алив уничтожила моего создателя. И я не позволял себе забывать о ней ни на минуту. Кровь Гэбриэла больше не сковывала меня (хотя иногда казалось, что я по-прежнему чувствую знакомую тяжесть), оставался только канал, скрепляющий нас с миром, и это несколько упрощало процесс возвращения во Тьму. Я мог впустить ее в мир, обговорив условия, заключив договор и даже не разрушив при этом половину множественной вселенной. Но это бы не отменило того, что одной из великих сил нет места в нашем мироздании. Свет и Тьма могут лишь наблюдать и немного (это смотря как считать: в пределах отдельно взятого мира или всей вселенной) воздействовать на реальности через своих посредников. И если бы я призвал Тьму (неважно — уйдя в нее тихо или же яростно ворвавшись), последствия были бы неизбежны. Просто в одном случае проявились бы они значительно позже.