Апостолы - Наталья Точильникова

— Некий «Союз связующих». Похоже, что сатанисты. Птичек режут. И если бы только птичек! На них два трупа. Тоже похоже на жертвоприношения. Иногда трупы бальзамируют и делают их предметом поклонения.

Господь задумался.

— «Союз связующих»? — медленно повторил он. — Интересно. Что ты еще знаешь?

Я рассказал подробности.

Эммануил помрачнел.

— Что они сами говорят?

— Ничего, Господи. Они не желают отвечать никому, кроме вас.

— Так… Ну, что ж, я, пожалуй, с ними пообщаюсь. Пусть их приведут ко мне… Завтра… В одиннадцать.

Вечером Иоанн пригласил нас с Марком к себе на ужин и самозабвенно хвастался американскими фотографиями. На одной из них ангелочек стоял рядом с Господом на фоне глубокого ущелья в окружении несколько зловещих красных скал.

— А это ущелье Армагеддон, — прокомментировал Иоанн.

— Мне казалось, что Армагеддон в Палестине.

Он посмотрел на меня с уважением.

— Верно, в Палестине. Но и в Америке тоже. Они же любят воровать названия. А еще Господь приплыл к Ацтекам рано утром, под сияющей Венерой, на плоту из змей.

— На плоту из змей?

— Да. И змеи были живыми, и извивались, играя своими кольцами, пестрые, черные, пятнистые. А Господь стоял на них недвижим, словно это твердь. И его лицо, опаленное солнцем Америки, овеянное ее ветрами, напоминало профиль императора на медной монете.

— Какой пафос, Иоанн! Тебе надо писать.

— Да, я знаю… О, если бы вы это видели! Индейцы пали перед ним на колени и кричали: «Кетцалькоатль, Бог Утренней Звезды, вернулся к нам!»

— Красиво, конечно. Но, Иоанн, зачем ему это нужно? Ацтеки давно католики.

— Затем, что Адонай эхад[22]. И Господь хочет, чтобы все это поняли. Ему не нужна религиозная рознь. К тому же национальные традиции много значат.

Господь выбрал в религии ацтеков лучшее, что в ней было. Когда конкистадоры приплыли в Америку, они обнаружили государственный культ с человеческими жертвоприношениями. Племена воевали друг с другом не ради победы, а для захвата пленных, чтобы принести их в жертвы богам, чтобы солнце всходило, вращались небесные сферы и вовремя выпадали дожди. С юной девушки-жертвы сдирали кожу, жрец тут же облачался в нее и продолжал жертвоприношения.

Была дискуссия о том, люди ли индейцы или порождения бесов, каиниты, произошедшие от блуда людей с демонами. Бывало, что их насильно крестили и сразу убивали, чтобы гарантированно попали в рай. Средневековый цинизм.

Так было, пока не нашли отшельников, поклонявшихся духам, не признававших жертвоприношений и ждущих прихода Кетцалькоатля. Часть народа была спасена, та, что теперь католики.

Утром следующего дня, около одиннадцати мы с Марком были в Станцах Рафаэля. Точнее в станце Гелиодора. На фреске справа от меня стража хватала Гелиодора, похитившего золото из Иерусалимского храма. За процессом наблюдал папа Юлий II на носилках и группа людей в средневековых одеждах. А впереди, над дверью в станцу Сигнатуры, где теперь находился кабинет Господа, ангел выводил из темницы святого Петра.

В углу между Петром и Гелиодором, под охраной полицейских, стояли арестованные члены «Союза связующих». Иуда Искарти посмотрел на меня и очень вежливо попросил:

— Господин Болотов, передайте, пожалуйста, Господу, что мы будем говорить с ним только наедине, без охраны.

— Вы с ума сошли! — бросил я и открыл дверь кабинета.

Эммануил сидел за столом под небесно-голубым знаменем с золотым Знаком Спасения. Выше располагалась фреска «Спор о святом причастии». Сверху — Бог-Отец с земным шаром, почему-то напоминающий сорбонского профессора, под ним — кроткий Христос, благословляющий двумя руками с ранами от гвоздей, и у его ног — Святой Дух в форме голубя. Еще ниже — алтарь с сияющей облаткой и вокруг — клирики, обсуждающие истинность Евхаристии. Эммануил продолжил эту вертикаль…

Знамя висело непосредственно под алтарем, не закрывая существенных деталей фрески, но несколько наползая на нее. Внутри Знака Спасения имелась шитая золотом надпись: «RGES». Она была мне незнакома.

— Rex Gloriae Emmanuel Salvator[23], — расшифровал Господь, заметив мое любопытство. — Ты еще не забыл латынь, Пьетрос?

— Нет.

— Они здесь?

— Да, но…

— В чем дело?

— Они хотят говорить с вами только наедине.

Господь тонко улыбнулся.

— Так пусть заходят.

— Но…

— Не беспокойся за меня, Пьетрос. Это не опасно. Выполняй!

Я подчинился, и заговорщики вошли внутрь, а мы с полицейскими остались за дверью.

Время тянулась до отвращения медленно. Я в волнении слонялся по комнате. От «Изгнания Гелиодора» к «Освобождению Петра», от «Ареста Атиллы» к «Мессе в Болонье». Почему-то большинство фресок в этой комнате носили юридический характер. Разве что, кроме последней. «Месса в Болонье» была посвящена чуду тысяча двести шестьдесят третьего года, когда во время литургии из облатки для причастия истекли капли крови.

Марк занимался такими же бессмысленными шатаниями. Иногда мы сталкивались посередине и не смотрели друг другу в глаза.

Наконец, дверь комнаты отворилась, и мы услышали голос Спасителя:

— Марк, Пьетрос, идите сюда.

Мы бросились в кабинет и почти одновременно застыли на пороге. Заговорщики лежали на полу, все пятеро. Они были мертвы. Я почему-то сразу понял это, хотя на телах не было ни царапины. По крайней мере, на первый взгляд.

— Уберите это, — спокойно сказал Господь.

— Что здесь произошло? — испуганно спросил я и посмотрел на Эммануила. Он стоял спиной к столу, сложив руки на груди.

— Казнь.

— Но ведь не было приговора!

— Пьетрос, меня поражает твоя любовь к официозу, — он усмехнулся. — Раньше ты не страдал формализмом. Нет приговора, говоришь? Сейчас напишу, — и он повернулся к столу. — Кстати, Пьетрос, за тобой еще те священники, которых я оставил в живых на время поездки в Америку. Я не заставляю тебя организовывать казнь, есть люди, которые сделают это значительно лучше, но видеть тебя там очень бы хотелось. Так что добро пожаловать. Недельки через полторы. А пока займитесь мертвецами. Я не хочу видеть здесь полицию.

Мы вытащили трупы из кабинета. При этом Марк быстро осмотрел их с почти профессиональным интересом.

— Опять остановка сердца, как тогда в Москве? — спросил я. — Смерть по приказу.

Марк повернул руку Иуды Искарти ладонью вверх. На кончиках пальцев у него были следы от ожогов. Я посмотрел на лицо убийцы. Здесь тоже было что-то не так. Слабые, еле заметные ожоги губ. Я перевел взгляд на Марка. Он кивнул.