Все дело в платье - Татьяна Веденская

– Лобстеров? – переспросила Маша, с ужасом понимая, что испытания, выпавшие на ее долю, еще только начались. Лобстеры-шмобстеры. Да она понятия не имеет, как их есть. Огромные твари, как их чистить?

– А что, вы не любите лобстеров? – удивленно переспросила Анна Ви… Ве… вот черт.

– Я? Почему? Нет, я, отчего же… Я просто не… Кажется, их не едят с красным вином, – и Маша снова понесла какую-то чушь.

– А между прочим, Маша однажды сказала мне, что мои мозоли на руках оттого, что я постоянно ем лобстеров, – рассказал Николай, смеясь. Маша вежливо улыбнулась, кивая. Но про себя чертыхнулась. Определенно, у ее жениха слишком хорошая память.

Есть лобстеров – целое искусство, и, к сожалению, Николай Гончаров был настроен решительно, он хотел лично обучить этому искусству Машу Кошкину, свою невесту. Морское чудовище терракотового цвета было принесено вместе с соусом, листиками салата, мисочкой с лимонной водой – мыть пальцы.

– Это очень просто! – заверил Машу Гончаров, а затем принялся колдовать, отрывая от чудовища лапки, пронзая их какой-то специальной тонкой вилочкой, которую, увидь она ее отдельно, Маша сочла бы рабочим инструментом стоматолога.

– Вкусно? – спросила Ольга, уплетая своего лобстера. – Я люблю их, ничего не могу с собой поделать. Понимаю, любить лобстеров – это совершенно для нуворишей, и все же…

– Почему же для нуворишей? – удивился Андрей Владимирович. – Мне вот тоже нравится, а у меня не то что состояния – даже машины нет.

– Да, но это мама была против. А я вот скоро буду сдавать на права! – усмехнулась Маша, а мама только фыркнула и уткнулась в своего лобстера.

– Надрезаем спинку тонким ножом. Мясо выскользнет само, – продолжал вести свою просветительскую деятельность Гончаров, скармливая Маше кусочки как своего, так и ее лобстера.

– По-моему, на вкус он такой же точно, как креветка, – фыркнула мама, а отец Николая заинтересовался тем фактом, что родители его будущей невестки – врачи. Так уж бывает, как только выясняется, что среди присутствующих на вечеринке людей есть профессиональный врач, всем резко хочется у него проконсультироваться. Впрочем, Андрей Владимирович не возражал – вопросы были по его части, тут он чувствовал себя в своей среде, как рыба в воде. Да, да, невролог. Невралгия тревожит? И суставы? Конечно, мы тоже с этим боремся. Ездили в Карловы Вары, в грязи валялись. Ага, как поросята. Нет, особенно не помогло. Уколы приходится назначать все равно. Что? Спина? Можно посмотреть? Тут? Ну, а почему нет?

Не прошло и десяти минут, как все старшее поколение мужчин сбилось в стайку на одной стороне стола, и, под коньячок, отставив лобстеров, принялись осматривать, обсуждать и ставить диагнозы. Оказалось, что дядя Дмитрий давно страдает болью в колене, причем страдание это умножается тем, что боль эта категорически не дает ему играть в любимый им теннис.

– Ну не люблю я плавать! – жаловался он. – Что это за спорт, где весь вопрос в том, сколько ты бассейнов проплыл? Мне скучно и грустно. И потом, я там один, и это тоже, знаете ли, неприятно. Вдруг чего случится, я пойду ко дну, и никто даже не заметит. Выловят потом, на следующий день, уже синего.

– Фу, папа, какие ужасные вещи ты говоришь! – возмутилась Ольга Дмитриевна.

– Я вот только не понимаю, почему вы в бассейне один? Ночью, что ли, ходите? – встряла мама, сломавшая, наконец, хребет своему лобстеру. – А где же служащие? А другие посетители? У нас в бассейне около дома вообще не продохнуть, поэтому Андрюша туда и не ходит, хотя ему тоже плавание показано. Лучшая реабилитация для позвоночника. А вообще, мы все сами виноваты в своих бедах. Валяемся на диванах.

– Папа говорит о домашнем бассейне, – нахмурилась Ольга Дмитриевна. – Знаешь, папа, я теперь скажу Зое, чтобы она слила этот бассейн к чертовой матери и никогда тебя больше туда не пускала. Раз у тебя такая фобия.

– О! – только и смогла пробормотать мама и обиженно уткнулась взглядом в распростертое нутро поверженного лобстера. Андрей же Владимирович, как ни в чем не бывало, поднял со стола рюмочку и продолжил обсуждать мази, припарки и процедуры.

Маша усмехнулась.

– Что, моя любовь, тебя так рассмешило? – спросил Николай. Маша склонила голову и облизнула губы.

– Теперь меня рассмешило то, что ты называешь меня «моя любовь». Прямо Марк Дарси.

– Кто такой Марк Дарси? Еще один твой поклонник, о котором я не знаю? Дизайнер?

– Что? – расхохоталась Маша. – Твоя ревность буквально поражает.

– Только ревность? – обиделся Николай. – А мое умение разделывать лобстера? Смотри, никаких мозолей!

– Я вот подумала, артрит – современная форма коммунизма. Уравнивает все социальные классы.

– Да, пожалуй, – кивнул Николай и незаметно подал знак официанту, чтобы тот начинал убирать со стола. Впереди еще был мильфёй, десерт, который, Николай знал, Маша любила больше других. В этом и заключалась задумка – показать Маше, что Николай знает ее и что напрасны все Машины страхи относительно того, сколь недолго они знакомы, как велика разница между ними – в любом смысле этого слова. Однако кое-чего он о Маше все-таки не знал.

Вечер закончился поздно, почти к полуночи, и родители с обеих сторон причитали, что завтра рано вставать, что рабочий день уже почти начался, а им еще до дому добираться. Маша светилась от счастья, и Ольга заметила (о чем не преминула поделиться с Колей), как Маша украдкой, время от времени бросает взгляд на кольцо.

– Видишь, – сказала Ольга тихо. – Я была права. Кольцо многое значит.

– Кольцо, но не цена кольца, – парировал Николай.

– Одно не идет без другого. Думаешь, она смотрела бы так зачарованно на простое кольцо из… я не знаю, из серебра?

– Уверена, что все люди продажны? – нахмурился Николай. – А мне показалось, что Маша тебе нравится.

– Маша – красивая юная девушка, и да, я не думаю, что она осознанно готовит захват компании.

– И ни на кого не работает, да? – уточнил Николай без тени улыбки.

– Однако не думай, что твоя святая Мария равнодушна к деньгам.

– Не меряй по себе. И потом, если уж на то пошло, на кого мне еще тратить деньги? – спросил Николай холодно.

– Просто будь осторожен, братец. Помни, что она пока что все-таки не твоя семья. Мы – да.

– Ты не волнуйся, я сумею о себе позаботиться. – Николай отвернулся, раздраженный донельзя Ольгиной прагматичностью, хотя ведь знал, чего от нее ожидать. Ольга всегда знала, чего хочет, умела ждать и умела нападать, и никогда не показывала своих чувств. Иногда Николаю казалось, что Ольга была бы куда уместнее его на посту руководителя их холдинга, но Ольга не хотела работать слишком уж много. Она любила себя в компании, а не компанию. Маша помахала Николаю рукой, показывая, что их машина приехала. Они возвращались домой на такси, папу, Андрея Владимировича, серьезно штормило после употребленного коньяка, но Николай Александрович, Гончаров-старший, поддерживал его до конца, пожимал ему руку, договаривался созвониться и назначить встречу в клинике – нужно же все-таки сделать этот чертов рентген.