Завершившие войну - Яна Каляева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы сейчас либо пытаетесь меня обмануть, — Саша пригубила красное вино, — либо по существу говорите мне, что Новый порядок близок к краху, раз в самом деле нуждается в помощи таких, как я. Но ведь крах Нового порядка — это и есть моя цель. Не вижу причин принимать ваше предложение.
— Ответ вы уже сами знаете в глубине души. Если Новый порядок падет, нас всех насадят на вилы, что, безусловно, вас порадует. Ну а дальше-то что, Саша? Ленина и Троцкого больше нет, партия большевиков теперь не является силой, способной объединить общество. Россия на грани распада. Сотни тысяч людей голодают, и это число может каждый месяц увеличиваться в разы. Только консолидация всех сил и жесткое государственное регулирование могут провести страну через катастрофу. Разве вы не повзрослели достаточно, чтоб это все понимать?
— Если я откажусь, меня убьют? — спросила Саша, уже понимая, что это не тот вопрос, который должен ее волновать.
Вера встала со своего места, обхватила руками спинку Сашиного стула:
— Я говорила тебе, Каин, — сказала Вера, — с этим объектом — никаких угроз. На таких людей угрозы воздействуют обратным образом. Мученическая смерть легче и приятнее тяжелых компромиссов.
Михайлов выставил вперед открытые ладони:
— Менее всего я намерен кому-либо угрожать! Что ты там ей обещала, ссылку? Ссылка и будет. С одним небольшим подарком от меня лично. Если вы откажетесь, Саша, то я стану время от времени присылать вам письма. В них не будет никаких слов, только числа. Вы будете знать, сколько людей умерло от голода. И сознавать, что могли спасти хотя бы часть из них, хотя бы попытаться — но не сделали этого. Будете жить с этим знанием.
— Мне… надо подумать, — выдавила Саша. Острить и задираться отчего-то расхотелось.
— У вас было время подумать, — взгляд Михайлова стал жестким, и Саша поняла, за что он получил свое прозвище. — Довольно уже с вами носились как с писаной торбой. Мне нужен ответ сейчас. Да или нет?
По счастью, беседа приостановилась, потому что вошли официанты. Они сноровисто убирали со стола — кусок окровавленного мяса наконец-то исчез у Саши из-под носа. Пока они расставляли новые тарелочки, бутылки и блюдца, Саша прикрыла глаза и задумалась.
Внутри нее зияла дыра там, где прежде был муж, и теперь он был нужен ей как никогда. Он принимал все ее решения и безропотно нес за них ответственность, как за свои, но когда она приходила за советом, по любому вопросу, он говорил с ней спокойно и вдумчиво, без политической ангажированности. Он бы понял. Что бы он ей сказал?
Если на предложение Михайлова она согласится, друзья сочтут ее предательницей. Но ведь она и сама в глубине души признавала многое из того, о чем он говорил. Ребенок, жующий солдатскую рукавицу… сотни тысяч и миллионы людей не были для нее цифрами на бумаге. Она ведь пришла в революцию ради того, чтоб защитить большинство, как бы ни приходилось ради этого жертвовать меньшинством. И вот пришло время ради большинства пожертвовать самой революцией, которая, похоже, не работает на этом историческом этапе.
Когда за официантом закрылась дверь, Саша сказала:
— Я войду в ваше предприятие только как равноправный партнер. Вы будете посвящать меня во все, что сами знаете, открыто и честно. Мы станем вместе вырабатывать стратегию и принимать решения. Если вас перестанет устраивать наше сотрудничество, вы меня убьете, конец истории. Если я заподозрю, что вы что-то от меня скрываете, поймаю вас хотя бы на малейшей лжи… то же самое. Эти сказки про ссылку я больше слышать не хочу. А если вам нужен ручной комиссар, то это не ко мне. Можете мне тогда присылать на своих бумажках хоть миллионы, хоть, я не знаю, квадриллионы, моя совесть будет спокойна. Однажды я уже позволила использовать себя втемную. Больше никогда. Теперь выбор за вами. Да или нет?
— Однако, — Михайлов цокнул языком, как показалось Саше, не без восхищения. — У вас есть хватка. Не люблю позволять выкручивать себе руки. Тем не менее мне действительно нужен равноправный партнер, а не ручной комиссар. Так что мой ответ — да.
— Это еще не все! Боевые действия на Тамбовщине надо прекратить. Всех заложников немедленно освободить. Как и красноармейцев из концентрационных лагерей.
— Я слышал, что вы несколько наивны, — поморщился Михайлов. — Или прикидываетесь наивной, чтобы добиться своего коротким путем. Но это уж чересчур. Вы ведь понимаете, что армией командует не министерство финансов? И даже не ОГП. Для этого нужно, чтоб политика народной беды показала хоть какие-то результаты. Мне, однако, не нравится эта война, где обе стороны по существу только обогащают иностранные державы. Я буду пытаться ее прекратить. Вы можете мне помочь. Или стоять в красивой позе. А что до концлагерей… Это тоже было неправильное решение. Но вы можете найти для десятков тысяч истощенных людей место в нашей экономике? То есть гарантировать, что они не отправятся грабить и без того голодающее сельское население. Я без сарказма спрашиваю. Это часть нашей программы, вот только удастся ли ее выполнить…
— Необходимо выполнить, — сказала Саша.
— Я надеюсь, вы поймете друг друга, — улыбнулась Вера. — В вас обоих политический цинизм сочетается с искренней болью за народ. Саша, не смотрите, что этот жирный боров непрерывно жрет. Так уж он устроен: ему нужны устрицы и стейки, но чтоб все это получать, ему удобно жить в стране, где у каждого бедняка будет его кусок хлеба.
Они определенно спят вместе, поняла Саша, причем отношения это неравные. Он смотрит на нее с беспомощным обожанием, она на него — со снисходительным интересом.
— Кстати, насчет еды, — оживился Михайлов. — Вы, Саша, нарочно ничего не едите, чтоб меня пристыдить? Ей-богу, давайте оставим эти детские манипуляции. Вот, попробуйте сыр. Превосходный бри, прямая поставка из Парижа.
— Вот этот сыр, что ли? — Саша поморщилась. — Извините, но он, кажется, испортился. Запах характерный. Мы в армии даже в голодные времена такие продукты выкидываем. Такое есть — себе дороже выйдет.
Михайлов и Вера с улыбкой переглянулись.
— Ничего, Саша, вы привыкнете, — сказал Михайлов. — Жить можете у меня. Работы много, сроки сжатые, нет смысла кататься куда-то каждый день.