Замок храпящей красавицы - Дарья Донцова

Я показала пальцем на гору полотенец.

– Леонид! Объясни, как сюда попал этот предмет?

Младший Верещагин пару секунд стоял молча, затем его колени подломились, он осел на пол.

– Это не сон, – простонал Леня, – правда! Я убийца! Жестокий, кровавый маньяк Сергей Антипенко! Он во мне! Это опять случилось!

Я опустилась на пол рядом с ним.

– Кого ты убил?

Леня уронил голову на колени.

– Ришу!

– Свою сестру Ирину? – уточнила я. – Что она тебе плохого сделала?

Леонид вытянул ноги и оперся ладонями о паркет.

– Я маньяк Сергей Антипенко. Слышала о таком?

– Нет, – осторожно сказала я. – Может, расскажешь?

– О чем? – бесцветным голосом спросил Леня. – Ириши больше нет. Надо, наверное, пойти к папе. Я боюсь. Может, ты к нему сходишь? Отец, полагаю, внизу с гостями. Еще не самый поздний час, у нас народ до утра гудит.

– Ладно, сбегаю, – пообещала я.

Леня быстро чмокнул меня в щеку.

– Спасибо. Я очень-очень боюсь отца. Он на меня так смотрит, что я цепенею, плечи судорогой сводит. Знаю, он считает меня дураком, никчемным парнем. Я был болен, не мог учиться в институте, сейчас наверстываю упущенное, но мне очень трудно усваивать материал, там много математики.

Леонид встал и направился к дивану, дойдя, он опустился на колени, затем лег на пол и сунул голову под низенькие ножки.

– Что ты собрался делать? – удивилась я.

– Хочу спрятаться, – без смущения признался он, – главное, отцу под горячую руку не попасть. Он из тех, кто убивает гонца, если последний принес плохое известие. Потом отходит, тогда можно обсуждать проблему. Хотя в моем случае говорить не о чем. Я убил Ришу, потому что я Сергей Антипенко. Меня расстреляют.

– В России мораторий на смертную казнь, – возразила я, – высшая мера наказания заменена пожизненным заключением.

– Жаль! – простонал Леонид. – Меня надо убить! Я собой не владею! Боролся, как мог, но Антипенко победил! Как ты думаешь, если отец хорошо заплатит начальнику тюрьмы или окажет ему спонсорскую помощь, тот согласится поставить меня к стенке? Сам не смогу лишить себя жизни, я трус!

Последнюю фразу Леонид проговорил, уже забившись под диван. Я быстро послала эсэмэску Юре, села на пол, постучала ладонью и деловито сказала:

– Леня, ты хочешь, чтобы гнев отца, когда он узнает об убийстве Риши, пал на чужую голову, то есть на мою?

– Да, да, – зачастил негодник, – папа меня сразу убьет! А я надеюсь, что он договорится о моей казни, понимаешь?

В словах младшего Верещагина не было никакой логики. Если он вознамерился лишиться жизни, то ему, наоборот, надо поспешить к Филиппу Леонидовичу, и вопрос разрешится в секунду: отпадет необходимость переговоров с палачами!

Но не стоит спорить с безумцем, а то, что у Лени не совсем хорошо с мозгами, вы уже, наверное, поняли. С сумасшедшим можно достичь договоренности, если подыграть ему. Звать в спальню к сыну отца пока нельзя. Я плохо знаю биз-несмена, но, вероятно, Леня прав, старшим Верещагиным овладеет ярость, он налетит на наследника с кулаками. Леонид окончательно лишится разума, а мне надо задать ему много вопросов.

Я откашлялась и спросила:

– Что мне сказать твоему отцу?

– Леня убил Ришу, – глухо прозвучало из-под дивана.

– Филиппа Леонидовича не устроит такое сообщение, – заключила я, – он захочет выяснить, почему? Каков мотив? Где ты взял нож? Не получив от меня ответов, он непременно придет сюда, а тебе хочется избежать разговора, ведь так?

– Что же мне делать? – простонал Леонид.

– Давай побеседуем откровенно, – мягко предложила я, – я разберусь в деталях, предоставлю твоему отцу полный отчет о трагедии, успокою его, и тебя не станут ругать. Ты ведь боишься именно этого? Лучше расстрел, чем гнев папы?

– Да, – прошептал Леня, – я заранее знаю, что услышу! Глупый, никчемный, тупой, не приспособленный двоечник, бестолочь полнейшая, паразит! Я хочу умереть! Сергей Антипенко рвется на свободу! Если меня расстреляют, маньяк тоже умрет. Риша – вторая жертва, будут и другие. Ты умеешь пользоваться компьютером?

– С большим трудом, – ответила я.

– Жаль! У меня много материалов по Антипенко, – пробурчал Леня.

– Покажи, – потребовала я, – вылезай, не бойся. Я же не твой отец, орать не стану.

Раздалось сопение, Леонид выполз из-под софы, сел возле меня на пол и заговорил с таким отчаяньем, что я мгновенно разозлилась на Аллу Константиновну. Почему мать вовремя не отправила сына к психотерапевту? Не проконсультировалась у психиатра? Неужели она не видела, что ее мальчик, пусть уже и не беспомощный младенец, а вполне взрослый человек, сражается с демонами? А Леня не замолкал, его голос стал звонким, почти пронзительным.

Все детство мальчика таскали по врачам. У него постоянно были простуды, ангины, грипп и прочие напасти. Из детского сада Ленечку выгнали, потому что он ходил в группу один день, затем два месяца болел, появлялся в коллективе детей и начинал судорожно рыдать, повторяя:

– Домой, домой, домой.

В конце концов заведующая заявила Алле:

– Ребенок не садовский, не мучайте ни его, ни нас. Он отказывается есть, писается во время послеобеденного сна в постель, постоянно плачет, не играет с одногруппниками.

В школу Леня пошел в восемь лет и сразу стал изгоем в классе. Учился мальчик из рук вон плохо, у него был замкнутый характер, он не обладал спортивными талантами, Леню били даже девочки из младших классов. В общем, натуральная мямля. Верещагин постоянно кашлял, чихал, температурил, он перепробовал, наверное, все представленные в продаже антибиотики, мучился то от запора, то от поноса, во время занятий постоянно бегал в туалет по-маленькому. Вероятно, одноклассники могли простить мальчишке нелюдимость, не смеяться над его потугами играть в волейбол и не обращать внимания на сплошные двойки в его дневнике. Коллектив в классе подобрался хороший, учителя в школе были не злобные, не орали на детей, пытались наладить с ними контакт. Вот только в характере Ленечки была одна черта, на первый взгляд похвальная, но из-за нее никто не хотел поддерживать с ним отношений. Леня всегда всем говорил правду в глаза.

Воспитание ребенка странная штука. Родители постоянно твердят ему:

– Никогда не лги, будь честным.

А когда малыш говорит бабушке:

– Ты плохая, пожалела в магазине купить мне машинку, а себе взяла коробку конфет, – мать его мгновенно ставит в угол.

– Какое право ты имеешь хамить бабуле? – гневается маменька.

– Я сказал правду, – пытается оправдаться ребенок, – бабуся же отказалась заплатить за игрушку, объяснила: денег на ерунду нет! А сама положила в тележку шоколадный набор, дома унесла его к себе в комнату, никого не угостила!