Чужие сны и другие истории - Джон Ирвинг

— Как? — спрашивал Ронкерс.

— Скажи, что не будешь их лечить, если они не проинформируют своих девиц. Наговори им всяких страхов насчет мочеиспускания!

— Тогда они пойдут к другому врачу. Или начнут мне врать. Скажут, что уже сообщили, когда на самом деле и не собирались.

— Это абсурд какой-то! Ты вынужден обзванивать всех женщин в этом чертовом городе!

— Просто я терпеть не могу междугородних звонков, — отвечал ей Ронкерс.

— Ронч, так заставь их хотя бы платить за звонки!

— У них обычно и денег-то нет.

— Зато есть родители. Пусть те платят!

— А это уже почти шантаж. Родители тут при чем?

— Ронч, это просто жуть. Настоящая жуть.

— Лучше скажи мне: ты что, собираешься сделать спальную платформу еще выше?

— Да, Ронч, чтобы ты потрудился, залезая туда.

— Понимаю. Мне скоро понадобится лестница.

— Вот и достань платформу со своего распрекрасного дерева. Ты ведь любишь такие штучки. А всякий, кто получает меня в награду, должен быть сильным и спортивным.

— Я, чего доброго, шею себе сверну.

— Ронч! Кому ты опять звонишь?

— Алло! — сказал в трубку Ронкерс. — Алло, это мисс Уэнтуорт? A-а, миссис Уэнтуорт… в таком случае, мне нужно поговорить с вашей дочерью… Что? У вас нет дочери? Значит, я должен поговорить с вами, миссис Уэнтуорт.

— Ронч! Когда прекратится эта чертовщина? — крикнула Кит, но Джордж прикрыл трубку рукой и продолжил:

— С вами говорит доктор Ронкерс. Я — уролог из университетской клиники. Да, Джордж Ронкерс. Доктор Джордж Ронкерс… Здравствуйте. Да. Джордж. Вас зовут Сара? Так вот, Сара…

С концом лета закончилась и внутренняя перестройка в доме Ронкерсов. Кит вернулась к преподаванию и аспирантским занятиям. Когда в доме перестали появляться рабочие, когда оттуда вынесли все инструменты, а со двора убрали остатки сломанных стен, Бардлонгу, скорее всего, стало ясно: реконструкция завершена. По крайней мере, до следующего лета.

Ореховое дерево осталось на прежнем месте. Возможно, Бардлонг думал, что соседи спилят и черный орех, освобождая место для пристройки. Он и не догадывался о том, под каким девизом проходила реконструкция. «Позвать дерево внутрь».

С приходом осени Ронкерсам стало понятно отношение Бардлонга к черному ореху. Старый герр Кеслер не заблуждался. Джордж и Кит поняли это в первую же холодную и ветреную ночь. Они лежали на спальной платформе. Дерево заглядывало в их окно, нависало над крышей. Пожелтевшие листья бились в стекло. Потом у них над головой что-то глухо стукнуло, словно на крышу свалился упругий мячик и покатился по скату в водосточную трубу.

— Ронч, это что? — насторожилась Кит.

— Орех, черт бы его побрал!

— А стук такой, будто из трубы выпал кирпич.

За ночь они еще несколько раз вскакивали, разбуженные непривычным звуком. Ветер помогал дереву освобождаться от орехов. Ближе к утру белка успешно атаковала еще один орех. Бамп! Он ударился о крышу и потом — бампам, бампам, бампам, бум! — свалился в пока еще сухую водосточную трубу.

— Этот уволок с собой и белку, — сказал Ронкерс.

— Мы хотя бы знаем, что это была белка, а не грабитель, — вздохнув, сказала Кит. — Звук очень похожий.

— Будто кто-то отмычку уронил, — пошутил Ронкерс.

Бамп! Бампам, бампам, бампам, бампам, бампам, бум!

— Грабитель, свалившийся с крыши. — Кит вздохнула громче.

— Со временем мы привыкнем. Уверен, — подбодрил жену Ронкерс.

— Знаешь, Ронч, я думаю, что Бардлонг долго привыкал.

Утром Ронкерс внимательно разглядел крышу дома Бардлонга. Она была покрыта шифером. Ее крутизна заметно превышала крутизну их собственной крыши. Ронкерс попытался представить, каково Бардлонгам слушать стук падающих орехов.

— В их доме наверняка есть чердак, — сказала Кит. — Он приглушает удары.

Как Ронкерс ни силился, у него так и не получилось представить, как чердак мог приглушить звук упавшего на шиферную крышу и покатившегося к водосточной трубе ореха.

К середине октября орехи начали падать с пугающей регулярностью. В ноябре здесь дули ураганные ветры. Ронкерсам они представлялись чем-то вроде массированных бомбардировок. Как-то утром Кит вышла собрать упавшие орехи. В этот момент послышался знакомый звук срывающегося ореха. Вскоре тот уже шуршал в листве, пробивая себе путь вниз. Кит не рискнула поднять голову, опасаясь, что орех ударит ее между глаз или по затылку. Она скрючилась и прикрыла голову руками. Орех пролетел совсем рядом с ее спиной и ударил по почке. Ццок!

— Ронч, мне больно, — как маленькая, пожаловалась она.

Под своей половиной дерева стоял лучезарно улыбающийся Бардлонг и смотрел на молодых соседей. Ронкерс успокаивал жену. Кит даже не заметила старика. На голове Бардлонга красовалась толстая фетровая альпийская шляпа с общипанным пером. Кит подумала, что герр Кеслер выкинул эту шляпу, а скупердяй Бардлонг подобрал.

— Подарок Кеслера, — пояснил Бардлонг. — Я просил у него каску.

Он с вызывающим видом стоял под стволом черного ореха, держа грабли наподобие бейсбольной биты и ожидая, когда дерево скинет орех и на него. Лучшего момента для разговора на тему дерева не придумаешь: испуганная Кит с глазами, полными слез, и ощутимо ноющей почкой и ее растерявшийся муж.

— Вы когда-нибудь слышали, как эти орешки шлепают по шиферной крыше? — спросил Бардлонг. — В следующий раз я непременно вам позвоню и приглашу послушать. Они любят падать по ночам. Часов так около трех.

— Орехи — это действительно проблема, — согласился Ронкерс.

— Но дерево красивое, — возразила Кит, заступаясь за своего обидчика.

— Что ж, это ваша проблема, — сказал Бардлонг, излучая дружелюбие. — Если нынешней осенью у меня опять забьет водосточные трубы, как в прошлом году, мне придется попросить вас убрать часть дерева. Ту, что нависает над нашим двором. А все остальное меня не касается.

— А что у вас с водосточными трубами? — спросил Ронкерс.

— Не только у меня. Вас это тоже ожидает, когда начнутся дожди.

— Что ожидает? — спросила Кит.

— Эти чертовы орехи плотно забивают трубы, — ответил Бардлонг. — А дожди льют. Воде деться некуда. Она течет по стенам дома. Просачивается в окна. Заливает подвал. Вот так.

Кит шумно вздохнула.

— Кеслер купил мне швабру для чистки водосточных труб, — продолжал Бардлонг. — Может, в его стране так принято. Не знаю. Мне с этим беднягой никак было не найти общего языка. Думаю, вы и сами это поняли.

Кит снова вздохнула. Бардлонг ей не понравился. Дружелюбный тон был так же далек от его истинных намерений, как торговля амортизаторами — от изящных живых изгородей на его дворе.