История леса. Взгляд из Германии - Хансйорг Кюстер

Таким образом, плотовой сплав требовал значительной и сложной инфраструктуры. Массу древесины поглощала сама подготовка реки. Оборудованный лесосплавный ход нужно было каждый год подновлять, ведь проход плотов причинял много повреждений, свои следы оставляли половодья и ледоход. Поначалу герцог Вюртембергский сам занимался поддержкой водных путей, затем перепоручил это частным компаниям. В любом случае, он зарабатывал на плотовом сплаве огромные суммы, иными словами, он переводил древесину своих лесов в капитал. Поскольку у герцога Вюртембергского было мало иных источников дохода (Швабия очень бедна полезными ископаемыми), то плотовой сплав ценился тем более высоко. Герцог был амбициозен, стремился к абсолютной власти, и стремление это требовало наглядного воплощения. Значительная часть получаемых от продажи леса денег ушла на постройку дворцов Людвигсбург, Штутгарт, Солитюд и Гогенгейм.

Примерно то же происходило и в Бадене. Одна из частных компаний отвела значительную часть лесов вдоль реки Мург для сплошной рубки. Так появился «Корабельный лес на Мурге», который постепенно вырубали. «Корабельное общество Мурга» было объединением плотогонов, выручку от которого получало Баденское государство: на этих деньгах вырос дворец Карлсруэ.

Вюртембергские и баденские плоты встречались в Мангейме. Город и гавань были основаны пфальцскими курфюрстами в XVII столетии. Как и многие другие города, Мангейм обладал стапельным правом, то есть плотогоны должны были в этом городе разобрать свои плоты и предложить дерево на продажу местному городскому населению, прежде чем транспортировать далее. В городах со стапельным правом проблема нехватки древесины теряла актуальность, лес поступал в город в достаточном количестве и для отопления, и для строительства, и купить его можно было в любой момент. Экономический скачок, связанный с торговлей лесом, приносил прибыль и властям. В XVIII веке в Мангейме был возведен один из крупнейших барочных дворцов Центральной Европы, а город стал крупным культурным центром.

В месте впадения Неккара в Рейн плоты перевязывали в более крупные. Теперь в них входили пихты и наиболее высокие сосны из Шварцвальда, а также сосны из Хагенауэрского форста, причем особенно ценились деревья более 21 метра – «капитальные» или «мачтовые сосны», пригодные для корабельных мачт. До такой высоты поднимались прежде всего тонкие и стройные сосны Шварцвальда. Сосны и пихты придавали плотам плавучесть, так что между стволами хвойных деревьев можно было класть прямые тяжелые стволы шварцвальдских дубов.

Город Майнц также был наделен стапельным правом. Древесина, нужная жителям города, оставалась там, а плоты после продажи части леса вязали заново. К уже имеющимся добавляли еловые стволы из Франконского леса, которые доставлялись плотами по Майну до его впадения в Рейн, а также прямые дубы из Шпессарта.

После опасного сплава по бурному, узкому и извилистому верхнему течению Среднего Рейна плоты оказывались в следующем городе стапельного права – Кобленце. Здесь жители города покупали у плотогонов лес, но зато в плоты добавлялись дубовые бревна из Мозеля. Их старались гнать до Кобленца; приходилось встраивать в плоты бочки, чтобы повысить плавучесть. В бассейне Мозеля почти не было хвойных лесов; только в истоках реки (в Вогезах) росли и растут пихты, но не в таких количествах, как в северном Шварцвальде, поэтому вряд ли можно предполагать, что они в сколько-нибудь значимом количестве попадали в Кобленц. Кроме того, здесь набиралось и такое дерево, которое из-за кривизны плотить было нельзя: дубовая пневая поросль из рейнских низкоствольных лесов. Кривые дубовые стволы перевозились на плотах в качестве так называемого «верхнего груза».

Теперь плот приобретал гигантские размеры. Известно, что рейнский плот ниже Кобленца мог иметь длину более 300 метров и ширину более 30. На нем вырастала целая деревня из дощатых будок, в которых жили несколько сотен гребцов и рабочих. Всю эту «армию» нужно было снабжать питанием. На плоты брали даже живых волов, которых резали по пути, чтобы кормить плотогонов.

Сплав на плоту по Рейну ниже Кобленца сулил немало приключений. Хотя течение реки там более спокойное, управлять мощным деревянным сооружением было непросто. Беда, если он наткнется на берег! Тогда плот мог расколоться на части, и все предприятие могло закончиться крахом. За час до отправки плота по реке на лодке сплавлялся оповещатель. Его задачей было убрать с пути другие суда, чтобы деревянный колосс получил свободную воду. Ведь для других пользователей водных путей плот был опасен.

В Кёльне и Везеле – также городах стапельного права – плоты вновь развязывались и затем вновь компоновались. Часть леса оставалась на месте (в Кёльне из такого дерева был выстроен Гюрцених – городской дом танцев и торговли). Вместо него в плоты добавляли дуб: прямой и кривой – из Липпе, в основном кривой – из низкоствольных лесов по Рейну.

Затем плот подходил к месту назначения в Нидерландах. Когда коммерческий плотовой сплав только начинался (правда, в то время лес еще редко поступал из Шварцвальда), плоты направлялись в основном в Заандам, к северу от Амстердама, где располагались многочисленные лесопилки, работавшие от ветряных мельниц, и корабельные верфи. Позже ведущий на север рукав Рейна обмелел, главный поток устья Рейна все более и более смещался к югу. Для Нидерландов это было благоприятно, потому что на юге амплитуда прилива была выше. Хотя высокая вода стояла выше, но при низкой – отступала дальше, так что вода уходила из низменных территорий. С 1665 года главной целью плотогонов был Бисбосх под Дордрехтом. Как в Заандаме, так и у Дордрехта приливная волна сталкивается с течением реки, так что река разливается множеством рукавов, между которыми возникают низкие острова. Бисбосх в переводе с голландского означает «тростниковый лес». Тростник рос в зоне, где встречаются оба течения, подпруживая друг друга и образуя зону смешения соленой и пресной воды. Плот там можно было легко затормозить и после этого, перед Дордрехтом, он разбирался на бревна. Совсем рядом с тем местом, где демонтировали плот, располагались верфи, где один за другим сходили на воду корабли.

Кораблестроители были не единственными, но очень крупными клиентами плотогонов. Особенно хорошо они раскупали прямые стволы хвойных деревьев – мачтовый лес, который всегда был в ассортименте лесоторговцев. Столь же высоким спросом пользовались кривые дубовые стволы. Именно такое дерево шло на постройку выпуклого, пузатого корпуса корабля. Поставки кривой дубовой пневой поросли к берегам морей сыграли немалую роль в строительстве знаменитых коггов – пузатых кораблей, которые с XIII века плавали по Северному и Балтийскому морям и вмещали куда больше груза, чем их плоскодонные предшественники. Многие из них строились в устье Рейна, но и в низовьях других рек шла торговля кривым дубом из низкоствольных лесов. Начались такие поставки и на Рейне, и в других местах только в XIII веке, то есть когда в глубине страны пригородные леса под воздействием постоянных рубок уже приняли характерные низкоствольные формы – первый симптом дефицита древесины. Гениальное изобретение безвестного кораблестроителя оказалось нитью, связавшей произошедший когда-то переход к оседлости и постоянному лесопользованию и новое транспортное средство, способное значительно увеличить объем грузоперевозок, – когг, корабль с выпуклым пузатым днищем. Такие суда были главным транспортом членов Ганзейского торгового союза, и благодаря им европейская цивилизация смогла продвинуть свои границы дальше – на восток и север Балтики.