Беги, ведьма - Татьяна Корсакова

Этой мечте исполниться не довелось, Клавдия переехала вместе с ними. По ее лицу было не понять, рада ли она или противится Петрушиному решению. Вот Лиза попыталась воспротивиться. Хотя вряд ли ее мягкую просьбу можно было назвать сопротивлением. Петруша слушал молча, не перебивал, а когда Лиза закончила, сказал:

– Клавдия поедет с нами. Это не обсуждается.

Наверное, что-то отразилось в Лизиных глазах, что-то, чего Петруша не видел раньше, потому что голос его смягчился:

– Любовь моя, со смертью твоего отца для нас обоих наступили тяжелые времена. И нам важна поддержка.

– Мне достаточно твоей поддержки, – попыталась она возразить, но Петруша покачал головой:

– Состояние наших дел таково, что мне придется часто отлучаться. Я не могу позволить, чтобы ты оставалась одна. Клавдия присмотрит за тобой, как некогда присматривала за мной.

И Клавдия присматривала. Или, точнее сказать, следила. Но в родительском доме Лиза чувствовала себя увереннее, и прислуга слушалась ее, а не Клавдию. Впрочем, в хозяйственные дела Клавдия не вмешивалась, а прислуги так и вовсе сторонилась. Если она не следила за Лизой, то часами просиживала в своей комнате за плотно закрытыми дверями, ранним утром и после заката гуляла по парку, но не по центральным аллеям, а по дальним, едва различимым тропам. Может, и по ночам гуляла. С нее станется.

Наступившую зиму Лиза провела словно в полудреме, и не мертвая, и не живая, вечно зябнущая даже под пуховой шалью. Просыпалась она, лишь когда из долгих поездок возвращался Петруша. С его возвращением просыпалась не только Лиза, дом тоже оживал, наполнялся громкими голосами, сладким ароматом пекущихся пирогов и трубочного табака. И Клавдия выбиралась из своей комнаты, чтобы приготовить любимому Петрушеньке чаю, проследить за тем, чтобы одежда его была в идеальном порядке, обувь просушена, а лохматая лисья шапка, в которой Петруша любил охотиться, со всей тщательностью расчесана. Словно Лиза сама не могла приготовить чаю, просушить обувь и расчесать лисью шапку. Зато Лиза могла дать мужу куда больше, когда оставалась с ним наедине за закрытыми дверями супружеской спальни, ходу куда не было даже Клавдии. Петруша любил ее, а когда появится ребеночек, станет любить еще сильнее!

Вот только ребеночка все не было. Ни на втором году их супружеской жизни, ни на третьем, ни на четвертом.

Изменился дом. Отремонтированный, белоснежный, он радушно распахивал свои двери многочисленным гостям. Изменился парк, зазеленел молодыми дубками, запестрел цветочными клумбами, ловил радуги тонкими водяными струями, бьющими из мраморных чаш фонтанов. Изменился Петруша, повзрослел, раздался в плечах, обзавелся влиятельными друзьями. А еще он обзавелся отдельной спальней. Нет, не оттого, что разлюбил Лизу – конечно не оттого! – а чтобы не тревожить ее хрупкий сон. Он много работал, занимался делами не только семейными, но и государственными, спать укладывался далеко за полночь, а иногда и вовсе под утро. Зачем же беспокоить любимую супругу?!

Лиза тоже изменилась. От частых Петрушиных отлучек затосковала, заболела душой. Жалостливо-любопытных взглядов прислуги сторонилась, на льстивые комплименты Петрушиных гостей отвечала ослепительной улыбкой, смеялась над несмешными шутками, научилась поддерживать разговоры не только об искусстве, но и о политике, прослыла не только утонченной, но и умной, что в мире, где правили мужчины, следовало считать высочайшей похвалой. Но все это было пустым и ненужным. Грош цена женщине, которая при своей красоте, уме и утонченности не может подарить мужу наследника. Это читалось в презрительном взгляде Клавдии. Это нет-нет да и проглядывалось на дне Петрушиных глаз. Он смотрел на Лизу как на прекрасную картину или античную статую, любовался выверенностью линий и яркостью мазков, но в улыбке его не было прежнего тепла. И раздельные спальни… Что бы ни говорил Петруша, Лиза знала горькую правду. Не зря ведь она слыла умной женщиной…

– …Доброй ночи. – Тень встала за Лизиной спиной, полюбовалась инкрустированным перламутром гребнем и шелковой ночной сорочкой, пробежалась кончиками пальцев по распущенным Лизиным волосам.

– Доброй ночи. – Она обрадовалась тени, как радуются возвращению старого друга после глупой, никому не нужной разлуки. – Ты долго не приходила.

– Я всегда с тобой. – Тень с ногами забралась на Лизину кровать – широкую, рассчитанную на двоих, – спросила: – Как ты поживаешь?

Она хотела соврать, рассказать, как счастлива в браке, но разве можно обмануть собственную тень?

– Он меня больше не любит. – Слеза скатилась по щеке, а тень раздраженно хмыкнула:

– Я тебя предупреждала.

– Ты говорила, он плохой. Но он не плохой, он просто… равнодушный.

– Хороший, но равнодушный. – Тень снова хмыкнула.

– Я сама виновата. – Лиза стерла слезу, отложила гребень.

– В том, что вышла за него замуж? – Тень склонила голову набок.

– Я бесплодна. – Собственную тень не обманешь. – Я не могу родить Петруше наследника.

– Обзавестись наследником, проводя ночи в разных спальнях, довольно затруднительно. Ты не находишь?

– Раньше все было иначе и… ничего не получилось. Он меня не упрекает, но я все равно чувствую.

– Ты не бесплодна.

– Откуда ты знаешь? – Лиза присела на кровать рядом с тенью.

– Я твоя тень, не забывай. Ты просто плохо старалась.

– Я старалась! – Ей стало обидно. – Я хорошая жена!

– Иногда быть хорошей женой недостаточно. Иногда нужно просто довериться своей природе.

– Какая у меня природа? – Обиду сменило любопытство. Совсем как в детстве, когда мсье Жак обещал показать ей новый фокус. Ему очень хорошо удавались фокусы.

– Многие ли могут общаться со своей тенью?

– Я сумасшедшая?.. – От страшной догадки сердце больно кольнуло. – Тебя нет, я просто больна?

– Я есть. – Тень вытянула перед собой руку, полюбовалась изящными пальчиками. – И ты не сумасшедшая, ты особенная.

Мсье Жак тоже говорил, что она особенная.

– Насколько особенная?

– Настолько, что в Средние века тебя сожгли бы на костре. Тебе повезло, что на дворе двадцатое столетие.

– Хочешь сказать, что я…

– Ведьма. – Тень спрыгнула с кровати, закружилась по спальне, раскинув руки.

Лизе захотелось рассмеяться, но вместо этого она спросила:

– И в чем моя сила? У ведьмы ведь должна быть сила.

– Твоя сила… – Тень перестала кружиться, замерла со вскинутыми над головой руками. – Твоя сила во мне. Веришь?