Роковой романтизм. Эпоха демонов - Евгений Жаринов

Гойя всей своей жизнью как бы подтверждал, что настоящий романтик никогда не живет согласно общепринятым нормам. Друг отца Гойи, художник Франсиско Байеу, познакомил его со своей сестрой. Белокурая красавица Хосефа и темпераментный аргонец сразу же влюбились. Но Франсиско не торопился жениться и решился на этот шаг только после известия о беременности девушки. Немаловажным моментом было и то, что брат будущей жены владел мастерской, где работал художник. Торжественное событие состоялось 25 июля 1773 года. Ребенок, родившийся вскоре после свадьбы, прожил недолго. Супруга родила пятерых детей, некоторые источники указывают большую цифру, около десяти. Выжил только один мальчик по имени Франсиско Хавьер Педро, который в будущем стал художником.

Как только Гойя стал вхож в круг придворных дам и аристократов, Хосефу он сразу забыл. В отличие от большинства жен художников супруга не позировала для Франсиско: он написал один портрет жены. Это как нельзя лучше описывает отношение художника к ней. Несмотря на это, Франсиско оставался в браке вплоть до смерти супруги в 1812 году.

Гойя не был верным мужем, в его личной жизни всегда присутствовали другие женщины помимо жены. Желанней остальных придворных аристократок для Гойи была герцогиня Альба. После знакомства с девушкой летом 1795 года у пары начался бурный роман. В следующем году умер престарелый супруг герцогини, и она отправилась в Андалузию. Гойя поехал с ней: они несколько месяцев прожили вместе. Однако в биографии Франсиско произошло неприятное событие: по возвращении в Мадрид Альба покинула художника, предпочтя ему военного на высоком посту. Франсиско оскорбил этот поступок, но расставание оказалось коротким — девушка вскоре вернулась к нему, роман продлился 7 лет.

Осенью 1792 года Франсиско поразила тяжелая болезнь, закончившаяся полной глухотой. И это минимальные последствия, все могло бы быть гораздо хуже, потому что художник постоянно чувствовал слабость, его мучали головные боли, он частично потерял зрение и некоторое время был парализован. Исследователи предполагают, что это последствия запущенного еще в молодости сифилиса. Глухота сильно осложняла жизнь художника, но не мешала ему ухаживать за женщинами. С годами состояние художника становилось хуже, а его живопись — мрачнее. После смерти жены и женитьбы сына Гойя остался один. В 1819 году художник отошел от дел и уединился в загородном доме «Кинта дель Сордо», или «доме глухого». Изнутри он расписывает стены мрачными фресками, которые представляли собой видения одинокого и уставшего от жизни больного как физически, так и душевно человека.

Однако судьба улыбнулась Франсиско: он встретил Леокадию де Вейс. У них вспыхнул бурный роман, в результате которого женщина развелась с мужем.

В 1824 году, опасаясь гонений нового правительства, художник принимает решение уехать во Францию. Два года он прожил в Бордо, но однажды сильно затосковал по родным местам, решил вернуться. Оказавшись в Мадриде в момент пика послереволюционной реакции, он вскоре вынужден был вернуться в Бордо.

Испанский художник умер на руках у преданной супруги, второй по счету, в окружении родственников в ночь с 15 на 16 апреля 1828 года. Останки Франсиско возвращены в Испанию из Франции только в 1919 году.

«Дом сумасшедших», 1819

Картина по-своему очень пророческая в судьбе художника и представляет собой внутренность сумасшедшего дома. Обширное помещение, напоминающее погреб, голые каменные стены со сводами. Дело в том, что сумасшедших в ту эпоху не лечили. Их изолировали и содержали, как в тюрьме. Сойти с ума считалось делом постыдным и приравнивалось к грехопадению. Сумасшедшие представлялись не иначе как одержимые бесами. Этих бесов и следовало изгнать. В католической Испании этим, в основном, занималась инквизиция, проводя обряд экзорцизма. Если не помогало, то больного заключали навечно под стражу. Страх перед сумасшествием был даже сильнее, чем страх перед смертью. Такая исключительность и эмоциональная напряженность, такой общественный остракизм неизбежно привлекали к себе на эмоциональном уровне всех без исключения романтиков. Сумасшедшие находились за гранью общественных правил и норм, они были явными маргиналами, как и сами романтики. По этой причине тема сумасшествия станет одной из самых любимых в романтической среде. Здесь вполне уместно вспомнить цикл «Сумасшедшие» Т. Жерико, о котором мы говорили выше. И Гойя в данном случае не является исключением. На его картине свет падает в проемы между сводами и в окно с решеткой. Здесь собраны в кучу и заперты вместе умалишенные, их много — и каждый из них безнадежно одинок. Каждый безумствует по-своему. Посредине изображен нагишом молодой крепкий мужчина; бешено жестикулируя, настаивая и угрожая, он спорит с невидимым противником. Тут же видны другие полуголые люди, на головах у них короны, бычьи рога и разноцветные перья, как у индейцев. Они сидят, стоят, лежат, сжавшись в комок под нависшим каменным сводом. Но в картине очень много воздуха и света. Именно в безумии романтики зачастую видели возможность уйти от жестких требований материального мира. На картине изображена лишь внешняя, странная и жалкая сторона безумия, и художник в своем творчестве словно окажется одержим идеей проникнуть внутрь сознания безумца, бросить на бумагу, стену собственного дома то, что видит каждый из изображенных им на этом полотне людей. Эту картину в полной мере можно назвать программной во всем творчестве художника.

Безумие для романтиков было воплощением крайней формы свободы. В одном из своих ранних романтических стихотворений Пушкин пишет: «Гляжу как безумный на темную шаль». Герой Гофмана Крейслер в «Житейских воззрениях кота Мурра» также должен был сойти с ума, сходит с ума и Арбенин, герой романтической драмы Лермонтова «Маскарад». Аналогии можно было бы продолжить, но в этой тенденции романтического искусства, которой не избежал и испанский живописец, наблюдается откровенное презрение к Разуму как к основной ценности века Просвещения, которое так ненавидели все романтики. Исследование романтиками измененных состояний сознания эстетизировано: они представляются формой инобытия. Эксперименты романтиков с измененными состояниями сознания (гипнотический транс, запись снов, курение опиума, алкоголь) приближены к области исследования и эстетизации безумия как попытки непосредственно прикоснуться к подобному опыту. Для романтиков курильщики опиума, революционеры, реформаторы, мистики, фанатики, энтузиасты, мечтатели и безумцы, т. е. всевозможные маргиналы, стоят в одном смысловом ряду и воспринимаются, в целом, положительно. Они словно самим своим образом жизни бросают вызов ненавистным филистерам и бюргерам, живущим по законам скучного и примитивного порядка. Лишь отказавшись от Разума, можно, по мнению романтиков, приблизиться к Истине, которая явлена на картине испанского живописца в виде Света, бьющего из окна. В привычном смысле, перед нами безумцы, а по законам романтической эстетики — это дерзкие личности, сумевшие бросить вызов правопорядку и ради Истины отказавшиеся даже от Разума. Здесь дает знать о себе общая романтическая установка на иррациональность. А может быть, в этой картине художник предчувствует собственную судьбу? Что называется, «не дай мне Бог сойти с ума. / Нет, легче посох и сума; / Нет, легче труд и глад». Загадка кроется в наследственности художника. В его семье наблюдалась генетическая склонность к психотическим расстройствам. Дед Франсиско Гойи по линии матери страдал шизофренией, а две тети художника наблюдались в отделении для душевнобольных сарагосской больницы. Физически сильный и непокорный, Франсиско часто впутывался в драки и вырос настоящим мачо. Социальное положение подружек не играло для него никакой роли. У молодого человека были десятки любовных связей, как с аристократками, так и с проститутками. Отсюда, наверное, и тот сифилис, который потом скажется в потере слуха и временной парализации. Напомним, что в 1777 году Гойя впервые серьезно заболел «неизвестной болезнью»: многие биографы считают, что речь шла о сифилисе, специфические последствия которого художник испытывал всю жизнь. «Неизвестная болезнь» и особенно ее психические проявления вызывали изменения, как в манере письма, так и в тематике картин. Но романтики любят это состояние безумия, они упиваются им, эстетизируют его, и Гойя становится настоящим певцом романтического безумия. Франсиско Гойя начинает изображать «болезненные сновидения, овеянные жутью и мраком. Жизнь отражается теперь в мозгу Гойи как сказка ужаса и безумия» (В. М. Фриче, 1912).