Когда король губит Францию - Морис Дрюон

Все это, разумеется, передавалось королю, и тот начинал вопить: «Нет, посмотрите только, каков мерзавец! Нет, посмотрите только, каков предатель!» – как будто каждый узник не пытается разжалобить своих тюремщиков или подкупить их. Возможно, даже стражники слегка сгущали краски, рассказывая о посулах короля Наваррского, надеясь тем самым набить себе цену. И в награду за столь неподкупную честность король Иоанн швырял им кошель с золотом. «Нынче вечером скажите ему, что я велел хорошенько натопить его темницу, накидайте побольше соломы и сырых поленьев, а трубу закройте, пускай прокоптится хорошенько».

Да, маленький король Наварры действительно напоминал лисенка, попавшего в ловушку. А король Франции, как огромный злобный пес, кружил возле клетки, этакий бородатый сторожевой пес, со стоявшей торчком на хребте шерстью, рычал, выл, ощеривал клыки, скреб лапами землю и только подымал пыль, ибо не мог схватить свою жертву сквозь прутья решетки.

И длилось так вплоть до 20 апреля, когда в Анделисе появились двое нормандских рыцарей с подобающей свитой, и на развевавшемся на пике остроконечном флаге красовались гербы Наварры и Эвре. Они привезли королю Иоанну письмо от Филиппа Наваррского, помеченное Коншом. Довольно крутое письмо. Филипп без обиняков писал, что он крайне разгневан тем, что его сеньор и старший брат должен сносить все эти несправедливости и муки... «которого вы беззаконно увезли с собой, не имея на то ни права, ни причины. Но знайте, что вам нечего и думать о его наследстве, ни о нашем, если даже суждено ему погибнуть от вашей жестокости, ибо никогда вы не ступите ногой в наши владения. С нынешнего дня мы бросаем вызов вам и всему вашему могуществу и объявляем вам смертельную, беспощадную войну, насколько то будет в наших силах». Возможно, письмо было написано не совсем в этих выражениях, но, во всяком случае, смысл его был именно таков. Все было сказано с предельной твердостью, и был в нем открытый вызов. И особенно подчеркивало грубость письма то, что было оно адресовано «Иоанну Валуа, что величает себя королем Франции...».

Оба рыцаря вежливо откланялись и без долгих разговоров повернули своих коней и ускакали так же, как и прискакали.

Вы сами понимаете, Аршамбо, король на это письмо не ответил. Оно было неприемлемо, особенно из-за того, что было так непочтительно адресовано. Но это означало открытую войну, так как один из крупнейших вассалов отказывался считать короля Иоанна своим законным сувереном. Другими словами, он не замедлит признать таковым короля Англии.

Все ждали, что после такого оскорбления Иоанн впадет в превеликий гнев. Но он сумел удивить всех приближенных – он расхохотался. Правда, чуть принужденно. Двадцать лет назад его отец тоже расхохотался, расхохотался от чистого сердца, когда епископ Бергерш, канцлер Англии, привез ему вызов от юного короля Эдуарда III.

Король Иоанн приказал без проволочек отправить составленное им послание Папе, пусть даже такое, как оно есть, и, хотя переделывали и переписывали его десятки раз, оно не стало от этого ни умнее, ни убедительнее. Одновременно он приказал вывезти из крепости своего зятя. «Заточу его в Лувре». И, оставив дофина плыть по Сене на своем огромном раззолоченном судне, сам король галопом помчался в Париж, где не сделал ничего, ровно ничего полезного, тогда как Наваррский клан трудился не покладая рук.

Ах да, я и не заметил, что вы вернулись, дон Кальво... Значит, нашли то место... В Евангелии... «И сказал им Иисус...» Что же он им сказал? «Пойдите скажите Иоанну, что слышите и видите...» Пожалуйста, говорите чуть громче, дон Кальво. Из-за этого грохота и стука... «Слепые прозревают, хромые ходят...» Да, да, я слушаю вас. От Матфея. Coeci vident, claudi ambulant, surdi audiunt, mortui resurgunt, et coetera... «Слепые прозревают». Не слишком богато, но и этого мне хватит. Главное, чтобы было с чего начать свою проповедь. Вы же знаете, как я работаю.

Я вам, Аршамбо, сейчас сказал, что наваррская партия трудилась не покладая рук. На следующий же день после руанского пиршества во все стороны были отряжены гонцы – первым делом, конечно, к тетке и сестре Карла – к Жанне и Бланке. И во Вдовьем Дворе сразу началось снование, будто в прядильной мастерской... А затем к зятю Карла – Фебу... Как-нибудь я вам о нем непременно расскажу; это государь довольно, я бы сказал, необычный, но скидывать со счетов его тоже нельзя. И так как наш с вами Перигор, в конце концов, ближе к его Беарну, чем к Парижу, неплохо было бы в один прекрасный день... Об этом мы еще с вами потолкуем. И наконец, Филипп д’Эвре, возглавивший всю эту бурную деятельность и вполне успешно заменявший старшего брата, повелел Наварре собрать войска и вести их, не мешкая, к морю, а тем временем Годфруа д’Аркур поднимал сторонников Карла в Нормандии. Прежде всего Филипп поторопился послать в Англию мессира де Морбека и мессира де Бревана, участвовавших в прежних переговорах, и наказал им просить у англичан помощи и поддержки.

Король Эдуард III встретил посланцев Филиппа довольно прохладно. «По мнению моему, хороши лишь честные соглашения, когда то, что произносят уста, доказывается на деле. Если короли, заключившие союз, не доверяют друг другу, успеха им не видать. В минувшем году я открыл свои гавани для кораблей его высочества Наваррского; я снарядил войско и передал его под начало герцога Ланкастера, желая усилить войско короля Наваррского. Мы почти полностью подготовили текст нашего соглашения; мы условились о постоянном сотрудничестве и обещали никогда не заключать ни мира, ни даже перемирия в одиночку. А его высочество Наваррский чуть ли не на следующий день высаживается в Котантене, соглашается вступить в переговоры с королем Иоанном, клянется ему в любви и приносит вассальную присягу. И если ныне находится он в узилище, если его тесть поймал его в свои тенета как изменника, вина в том не моя. Поэтому-то, прежде чем прийти королю Наваррскому на помощь, я желал бы быть уверен, что родичи мои д’Эвре, прибегающие к моей защите, лишь когда на них обрушиваются несчастья, не повернутся лицом к другим, едва я вытащу их из беды».

Тем не менее Эдуард отдал кое-какие распоряжения, призвал к себе герцога Ланкастера и повелел начать приготовления к новой высадке на континент, одновременно он направил соответствующий приказ принцу Уэльскому, находившемуся в Бордо. И так как от посланцев Филиппа Наваррского Эдуард узнал, что Иоанн II, обвиняя во всех смертных грехах своего зятя, обвиняет также и английского короля, он сразу же отправил послания и Святому отцу, и императору Священной империи, а также многим государям христианского мира, и в посланиях этих отрицал, что находится в сговоре с Карлом Злым, однако всячески хулил Иоанна II за недостаток доверия и за его действия, которые не подобают, по его мнению, королю «ради чести рыцарской» и короля недостойны. Его послание к Папе было написано куда быстрее, чем такое же послание короля Иоанна, и, уж поверьте мне, составлено совсем иначе.

Мы с королем Эдуардом недолюбливаем друг друга: он считает, что я слишком привержен интересам Франции, а я считаю, что он недостаточно чтит примат церкви. При каждой встрече у нас происходят баталии. Ему бы хотелось посадить на папский престол англичанина, а еще лучше, чтобы вообще никакого Папы не было. Но я должен признать, что для своего народа он прекрасный правитель: ловкий, осмотрительный, когда нужно быть осмотрительным, отважный, когда можно быть отважным. Англия ему многим обязана. И к тому же, хотя ему всего сорок четыре года, он пользуется уважением, каким пользуются лишь престарелые государи, ежели они, конечно, были хорошими государями. Возраст монархов измеряется не датой их рождения, а длительностью их царствования.