Эта прекрасная тайна - Луиз Пенни

– Должен быть в курсе.

– Почему вы так считаете?

– Потому что если бы брат Антуан думал, что солировать будет он, то он бы и изучал песнопения. А не я.

– Все песнопения содержатся в одной книге? – Бовуар посмотрел на фолиант, покоящийся на коленях монаха, и ему в голову пришла идея. – А кому еще об этом известно? – Бовуар кивнул на старинный том.

«Если знание – сила, – подумал он, – то эта книга всемогуща. Ключ к делу их жизни. А теперь еще и ключ к их богатству и влиянию. Тот, кто владеет книгой песнопений, владеет всем. Не книга, а их святой Грааль».

– Всем известно. Она хранится на аналое в Благодатной церкви. Мы все время заглядываем в нее. Иногда берем к себе в кельи. Ничего тут такого нет.

«Черт, – подумал Бовуар. – Забудем о святом Граале».

– Кроме того, мы сами копируем песнопения. – Брат Люк показал на тетрадь, лежащую на узком столе. – Так что у нас у всех есть копии.

– Значит, никакой тайны здесь нет? – для полной уверенности спросил Бовуар.

– Здесь? – Молодой монах положил руку на книгу. – Такие книги есть у многих монастырей. У большинства есть две или три, гораздо более внушительные, чем эта. У нас только одна, наверное, потому, что мы бедный орден. Так что мы должны обращаться с ней осторожно.

– Не читать ее, лежа в ванне? – предположил Бовуар.

Люк улыбнулся. Бовуар в первый раз увидел улыбку на лице обычно мрачного монаха.

– Когда вы собирались делать новую запись?

– Это еще не решено.

Бовуар обдумал его слова.

– Что не решено? Когда будет запись или будет ли она вообще?

– Окончательное решение о новой записи еще не принято, но вряд ли на этот счет были какие-то сомнения.

– Однако вы дали понять старшему инспектору, что работа над записью идет полным ходом, что это fait accompli[43]. А сейчас вы говорите иное.

– Это просто вопрос времени, – пояснил Люк. – Если приор чего-то хотел, то он своего добивался.

– А брат Антуан? – спросил Бовуар. – Как он отнесся к этой новости?

– Он ее принял. Мы обязаны подчиняться.

Не потому, что брат Антуан такой смиренный. Не потому, что этого требовала его вера, – просто спорить с приором не имело смысла. Легче было взять и убить его.

Не это ли послужило мотивом? Может быть, брат Антуан размозжил голову приора, потому что тот решил взять другого солиста? В ордене, который существует ради григорианских песнопений, солист занимает особое место.

Он равнее других, как писал Оруэлл. А люди постоянно убивают из-за таких вещей.

Солнечные лучи проникли сквозь освинцованное стекло и легли на план монастыря Сен-Жильбер-антр-ле-Лу. План, начертанный на очень старой, плотной бумаге, свидетельствовал о том, что монастырь имеет форму креста. Обнесенные стеной площадки примыкали к двум перекладинам, а в нижней части креста располагался сад настоятеля.

Старший инспектор надел очки и наклонился поближе к свитку, изучая рисунок. В саду настоятеля он, естественно, уже побывал. А несколько часов назад в обнесенном стеной дворе у правой перекладины, где содержались козы, овцы и куры, они с братом Бернаром собирали яйца.

Его взгляд переместился на противоположную сторону перекладины, с шоколадным цехом, трапезной и кухнями. И еще одним двором, обнесенным стеной.

– Что здесь, отец Филипп? – спросил старший инспектор.

– Наш огород и травяной сад. Мы, разумеется, все выращиваем сами.

– И вам хватает?

– Число наших монахов никогда не превышало двадцати четырех. Основатели сочли, что это идеальное число. Для работ достаточно. И в то же время не слишком много ртов. Время подтвердило их правоту.

– Но у вас тридцать келий. Есть место для большего числа монахов. Почему?

– На всякий случай, – ответил настоятель. – Как вы правильно заметили, старший инспектор, мы – орден опасливых. Что, если нам понадобится больше места? Что, если кто-то приедет? Мы готовы к неожиданностям, хотя идеальное число – двадцать четыре.

– Но вас осталось двадцать три. Открылась вакансия.

– Да. Я не заглядывал так далеко вперед.

Старший инспектор не знал, говорит ли настоятель правду. И еще он подумал: вот и мотив. Если настоятель сам находил новых монахов, то мог присмотреть какого-то кандидата и собирался пригласить его в монастырь.

Но чтобы принять нового, нужно освободить для него место. И лучший кандидат на уход – конечно, смутьян-приор.

Гамаш отмел эту гипотезу, но без особого воодушевления. Даже в безжалостном мире университетов или нью-йоркских кооперативов, где число мест ограниченно, люди редко перерезают друг другу глотку. Или разбивают голову.

Гамаш видел множество причин, по которым настоятель мог убить приора, но чтобы образовалась вакансия для кого-то другого… очень маловероятно.

– Кто последний из найденных вами монахов?

– Брат Люк. Он появился чуть меньше года назад из монастыря близ американской границы. Там тоже занимаются музыкой. Бенедиктинцы. Великолепный сыр. Мы меняем шоколад на их сыр. Вы ели его за завтраком.

– Восхитительный сыр, – подтвердил Гамаш, желая поскорее вернуться от сырной темы к убийству. – Почему вы выбрали брата Люка?

– Я приглядывал за ним с тех пор, как он поступил в семинарию. У него прекрасный голос. Необыкновенный голос.

– А что еще он принес?

– Прошу прощения?

– Насколько я понимаю, умение петь – ваше первейшее требование…

– Первейшее мое требование – смирение, – перебил его настоятель. Голос его по-прежнему звучал приятно, но интонация угадывалась безошибочно. Он хотел, чтобы у Гамаша не осталось на сей счет никаких сомнений. – Прежде всего я должен верить, что брат будет отвечать целям Сен-Жильбера – соединиться с Господом через Христа. Если он удовлетворяет этому требованию, то я рассматриваю другие параметры.

– Например, его голос, – подхватил Гамаш. – Но ведь должно быть что-то еще, правда? Еще какой-то навык. Вы сами говорили, что монастырь должен быть самодостаточным.

Впервые настоятель замешкался с ответом. Как будто не знал, что сказать.

– У брата Люка есть преимущество молодости. Он обучаем.

Но Гамаш почувствовал трещинку, слабину. Опасение. И продолжил наступление:

– Однако все остальные монахи имеют какую-то профессию. Вот, к примеру, брат Александр стареет и, возможно, ему уже не по силам работать с животными. Не благоразумнее ли подыскать ему замену?