Птичий город за облаками - Энтони Дорр

Хозяин сбежал, привратник ушел. Дверь в каморку вдовы Феодоры заперта. Анна берет из шкафчика в кухне свечу – чьи они теперь? – зажигает фитиль от очага и возвращается в каморку, где Мария лежит под стеной, тонкая как иголка. Всю жизнь ей наказывали верить, стараться верить, хотеть верить, что если достаточно страдаешь, достаточно трудишься, то рано или поздно попадешь в место лучше этого, как Одиссей, которого выбросило на берег в царстве любезного Зевсу Алкиноя. Что страданием мы спасаемся. Что, умерев, будем жить снова. И может быть, это и впрямь самый простой путь. Однако Анна устала страдать. И не готова умереть.

Деревянная святая Коралия смотрит на нее из ниши, подняв два пальца. В дрожащем свете свечи закутанная в платок Анна сует руку под тюфяк, вытаскивает мешок, который они с Гимерием привезли несколько дней назад, достает стопки мокрой бумаги. Описи урожая, отчеты о налогах. И наконец, маленький кодекс в переплете из козьей кожи.

Кожа в пятнах от сырости, края листов – в черных точках. Однако при виде написанного у Анны екает сердце. Почерк аккуратный, с наклоном влево, словно буквы гнутся на ветру. Что-то про больную племянницу и людей, ходивших по земле в зверином обличье.

На следующем листе:

Она листает дальше:

Через десяток листов:

Мария стонет во сне. Анна вздрагивает от внезапного узнавания. Город в облаках. Ослик на краю света. Описание, в котором заключен весь мир. И тайны за его пределами.

Зимой из выгребных ям поднимаются сталагмиты замерзшей мочи. Чтобы отапливать меньше бараков, китайцы переводят британцев к американцам. Блюитт ворчит, что они и так набиты как сельди в бочке, однако у Зено трепещет сердце. Они с Рексом встречаются глазами, и вскоре их соломенные тюфяки уже лежат рядом у стены. Каждое утро Зено просыпается с мыслью, что Рекс рядом, и сознает, что им обоим никуда отсюда не деться.

Каждый день, когда они взбираются по обледенелым холмам, ломают и собирают хворост, Рекс, словно подарок, преподносит очередной урок.

Γράφω, графо – царапать, рисовать или писать. Корень слов «каллиграфия», «география», «фотография».

Φωνή, фоне – звук, голос, язык. Корень слов «симфония», «саксофон», «микрофон», «мегафон», «телефон».

Θεός, теос – бог.

– Поскреби известные тебе слова, – говорит Рекс, – и, скорее всего, на дне горшка обнаружишь древних, которые лупают на тебя глазами.

Кто так говорит? И все равно Зено косится на Рекса, его рот, волосы, руки. Смотреть на него так же приятно, как на огонь.

Дизентерия настигает Зено, как и всех остальных. Не успев вернуться из сортира, он вынужден просить разрешения выйти снова. Блюитт говорит, он бы отнес Зено в лагерную больничку, да только это лачуга, где так называемые врачи режут больных и вкладывают им под ребра куриную печенку для «лечения», и уж лучше Зено умереть здесь, чтобы Блюитт мог забрать его носки.

Скоро от слабости Зено уже не может дойти до сортира. В самые страшные часы он лежит, свернувшись на тюфяке, парализованный от недостатка витамина B. В бреду ему снова восемь, он на озерном льду, дрожит в купленных для похорон ботинках. В снежной круговерти уже маячит город со множеством башенок, они блестят и переливаются. Надо лишь сделать последний шаг к воротам. А каждый раз в этот самый миг Афина тащит его обратно.

Иногда он приходит в сознание, видит Блюитта, который силой вливает ему в рот жидкую кашу и шепчет: «Ну нет, малыш, ты не умрешь, покуда я жив». Иногда рядом Рекс, вытирает Зено лоб. Оправа очков скреплена ржавой проволокой. На заиндевелой стене Рекс царапает греческие стихи, словно колдовские знаки, чтобы отпугнуть воров.

Как только Зено снова может ходить, его опять гонят на сбор хвороста. Иногда от слабости он не в силах тащить свою жалкую вязанку и через каждые несколько шагов кладет ее на землю. Рекс садится рядом на корточки и углем пишет на древесной коре слово Αλφάβητος.

А это άλφα это альфа: перевернутая голова быка. В это βήτα это бета: дом в плане. Ω это ὦ μέγα это омега, большое О: огромный кит, разинувший пасть, чтобы поглотить все буквы перед ним.

Зено говорит:

– Алфавит.

– Отлично. А как насчет этого?

Рекс пишет: ό νόστος.

Зено роется в закромах памяти.

– Ностос.

– Да, ностос. Возвращение домой, благополучное прибытие. Конечно, почти никогда нельзя точно увязать одно наше слово с одним греческим. Ностос означает также песню о возвращении домой.