Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи

Мне кажется, это самая прекрасная строка, написанная неаполитанским поэтом, сторонником династии Арагонов, Джакопо Саннадзаро. Она великолепно передает состояние Лукреции в то время, когда одиночество, вдовий траур и вид оставшегося без отца маленького Родриго служили постоянным напоминанием о свалившемся на нее горе. Правда, после отъезда армии Чезаре под звуки труб и фанфар Лукрецию охватило некое предвкушение ожидания, смешанное с привычным раскаянием в содеянном.

Пришло время строить планы на будущее. Папа, для которого сватовство являлось любимой формой политических интриг, стремился выслушать всех представителей монархов, которые, несмотря на то что прошел всего месяц после убийства мужа Лукреции, уже просили руки его дочери. Среди безрассудных просителей находился Людовик де Линьи, кузен и любимец французского короля, чьи притязания были поддержаны Чезаре. Линьи с удовольствием женился бы на дочери папы; «…эти французы ничего не пожалели бы ради денег и кардинальской шляпы», – считал Катанеи, при условии, что он получит сказочное приданое и что Петруччи, правящие тираны, будут высланы из Сиены, а он займет их место. Но Лукреция положила конец переговорам с Людовиком де Линьи, заявив, что никогда, ни при каких обстоятельствах не уедет во Францию.

Следующим, появившимся на сцене просителем был человек, уже делавший предложение в 1498 году, – Франческо Орсини, герцог де Гравина. Возлагая серьезные надежды на успех предприятия, он в середине октября 1500 года покинул свои владения и 26 октября появился в Трани, куда с большой кавалькадой по пути в монастырь Санта Чиара уже прибыла его молодая любовница, собиравшаяся постричься в монахини. Публичный разрыв отношений, по всей видимости, был предназначен для того, чтобы о нем заговорили. 6 декабря герцог де Гравина прибыл в Рим, где был любезно встречен папой, который принялся торговаться с герцогом, так и не достигнув общего решения, поскольку такое решение уже были принято с Оттавиано Колонна. У Гравина были все основания полагать, что во второй половине ноября в ватиканских кругах вопрос со свадьбой будет улажен. Так как будущий муж был вдовцом с двумя сыновьями, соглашение должно включать статью, оговаривающую, что детям будет уготована духовная карьера и получение богатых бенефиций, обеспеченные частично кардиналом Орсини, который был необычайно богат, а частично папой. Это соглашение являлось бы гарантией того, что потомство в новом браке унаследует титулы и герцогство.

Думаю, Лукреция считала осень, заставившую ее вернуться в Рим и обосноваться во дворце Санта-Мария-ин-Портико, отвратительной. Когда папа вызвал ее в Ватикан, чтобы сообщить о том, что де Гравина просит ее руки, Лукреция спокойно отвергла это предложение. «Почему?» – поинтересовался понтифик, который был не очень удивлен отказом, но ему не терпелось узнать, что именно она ответит. Вместо ответа, который папа ожидал услышать, дочь заявила, что не хочет вступать в повторный брак, так как «мои мужья были несчастны», а желает посвятить свою жизнь сыну. Санудо добавляет, что она вышла от папы в ярости. Узнав об отказе, герцог де Гравина ужасно разозлился, поскольку подозревал, что понтифик играл с ним и мог навязать свою волю дочери. И ведь де Гравина оказался прав! Если бы папа действительно собирался выдать Лукрецию замуж за Орсини, он, заранее зная реакцию дочери, не поставил бы его в неудобное положение, связанное с отказом. Александра VI устраивало, что его дочь окружена претендентами на руку, поскольку, во-первых, увеличивало значимость данного ею согласия, а во-вторых, давало ему свободу для маневров в соответствии с испытанной им не раз системой. Он вновь смог вернуться к старой мысли о браке в Испании и в феврале послал туда епископа с поручением договориться о свадьбе. Испанским претендентом был «некий граф», бывший, должно быть, хорошей парой, поскольку в качестве награды епископу, ведущему переговоры, была обещана кардинальская шляпа. Однако нам неизвестно, чем закончилась эта история. Интенсивное движение вокруг Лукреции доказывало, что люди не опасались брака с дочерью папы. Тем временем французский король, в котором Валентинуа видел самого преданного союзника, подсмеивался над матримониальной манией Борджиа. Он объяснил феррарскому послу, что слышал, будто папа хочет выдать свою дочь за маркиза Монферрато, обещая ему превосходно укрепленный город Александрию на Танаро, который контролирует всю верхнюю долину реки По. Людовику казалось абсурдом давать такие обещания; эта черта Борджиа являлась признаком их сверхъестественной уверенности в себе, присущей их характеру. К данному моменту Лукреция уже отказала графу Линьи, Оттавиано Колонна и Франческо де Гравина, хотя с каждым отказом ее решимость уменьшалась. Постоянные размышления и поиск ответов в собственной душе привели ее к другого рода подчинению.

Лукреции было только двадцать лет, но у нее уже не осталось никаких иллюзий, а теперь она еще испытывала неуверенность в себе. Она понимала, что единственный способ преодолеть меланхолию, раздражение – это обрести внутреннюю силу. Это необходимое одиночество, столь любимое Лукрецией, было одиночеством, наполненным воспоминаниями. В конечном счете Лукреция пришла к выводу, что нуждается в минимальной физической защите, чтобы каждый рассвет не таил в себе угрозу, а осознав это, поняла, что должна уехать из Рима с человеком, по крайней мере, таким же могущественным, как ее отец, и чье будущее не зависело от Чезаре. Стать женой правителя царствующей династии – вот единственно правильное решение! Теперь, не задумываясь о том, что скажет ее семья, она впервые сознательно отказалась от окружавших ее претендентов и направила свой взгляд в ином направлении.

В то время, когда Лукреция еще оставалась в Непи по случаю траура, Ватикан уже обдумывал возможность ее брака с Альфонсо д'Эсте, старшим сыном герцога Феррарского и кузеном со стороны матери убитого мужа Лукреции. Это имя уже упоминалось в числе прочих, и тогда же создалось впечатление, что этот человек целится гораздо выше, что для гордого феррарского рода – одного из самых древних и могущественных в Италии – не к лицу снисходить до женщины с репутацией Лукреции и становиться членом обычного «простого семейства», как его впоследствии назвал Гуиччиардини, подразумевая под этим определением незначительную династию. Но после взятия Фаэнцы и усиления могущества Чезаре у всех правящих династий, особенно у тех, кто, подобно д'Эсте, подчинялся папе, появилась серьезная причина опасаться экспансии Борджиа и добиваться гарантий обеспечения мира путем заключения союза с понтификом. Так что никого не удивило, когда в феврале 1502 года Джанбаттиста Ферраре, кардинал Моденский, предложил герцогу Эрколе д'Эсте женить своего сына Альфонсо на Лукреции. За предложением последовали переговоры с весьма обнадеживающим исходом, хотя Лукреции было не просто войти в семью, которая до сих пор ухитрялась устраивать только выгодные для себя браки. Глава семейства, герцог Эрколе, был вдовцом; герцогиня Элеонора Арагонская, дочь короля Ферранте Неаполитанского, к тому времени умерла. Альфонсо, его наследник, тоже был вдовцом. Его первой женой была Анна Сфорца, сестра Джана Галеаццо, герцога Миланского, на которой Альфонсо женился в момент наибольшего благосостояния правящей миланской династии. Обе покойные принцессы были добродетельны и не имели никаких любовных историй вне брака. В Ферраре и в соседнем государстве, где жила сестра Альфонсо, Изабелла, жена маркиза Франческо де Гонзага, была прекрасно известна история Борджиа и, надо сказать, в самой отвратительной интерпретации.