Сатисфакция. Горький вкус мести - Северная Виктория

— Ты его защищаешь? — Жека прищурил глаза, рассматривая Беляеву. Он явно не ожидал подобных слов от неё.

— Нет, я никого не защищаю. Виталий морально испорченный человек, но он и раньше таким являлся, и вы с ним дружили. Тебя не интересовали его недостатки, пока они не стали задевать твои интересы. Стоило Воронову коснуться Кати, которая всеми силами пыталась привлечь его и соблазнить, и ты начинаешь его упрекать. Несколько лицемерно с твоей стороны, не находишь?

С каждым словом девушки Евгений закипал, но стоило Даше заговорить о лицемерии, как бедная кружка всё-таки разбилась. Замахнувшись, Евгений послал в полет бедную утварь, расплескав при этом оставшийся кофе. Кружка ударилась о стенку, и осколки осыпали умывальник и поверхность кухонной стойки.

— Наступила на больной мозоль? — спокойно поинтересовалась Дарья. Она осталась сидеть на месте, совершенно не впечатлившись бурным проявлением чувств. Алексеевский всегда остро реагировал на всё, что касалось его младшей сестренки.

— Даша, не рассуждай о том, чего не знаешь, — рыкнул мужчина. Дарья ему не завидовала. Он — брат Кати. Он — друг Воронова. Оба недостойны даже ногтя его мизинца, но Жека пытался исправить то, что эти двое не желали исправлять. На миг Даша почувствовала чувство вины за то, что пытается использовать Евгения в своих целях.

— Так расскажи мне, — не теряя спокойствия и размеренности тона, проговорила Беляева.

Женя ничего не ответил, лишь оперся руками о стол. Так он и застыл, повесив голову. Даша не вмешивалась, ожидая. И когда решила, что он ничего не скажет, Алексеевский всё-таки заговорил:

— Вит знал, какие у Кати проблемы. Он не должен был идти у неё на поводу. Воронов знал, но не предотвратил эти отношения, — последние его слова походили на агонию, что Даша невольно даже отшатнулась. Похоже, тут скрывалась какая-то тайна, связанная с бывшей подругой.

— Знал что? — осторожно спросила она.

Евгений всё-таки поднял голову и посмотрел Даше в глаза. В его глазах была жуткая усталость и пустота. Беляева никогда его в таком состоянии не видела. Вечный весельчак и балагур, в котором бурлил неистребимый оптимизм. Таким видели Алексеевского друзья, коллеги, знакомые, враги. Столь резкие изменения откровенно пугали.

— Это длинная и некрасивая история, — предупредил Евгений.

— Я спец по таким историям, — криво усмехнувшись, успокоила Беляева, — а еще я очень хороший слушатель.

И вроде бы не настаивала, но интерес проявила.

— Ну что же, ладно, — решил Женька, пододвинул табуретку поближе к столу и сел. — Ты знаешь, что у нас с Катей разные отцы?

Даша кивнула, не совсем понимая, причем тут это.

— Моя мать была своеобразным человеком. Катюха очень сильно на нее похожа. И не только внешне. Я всегда считал, что родители любят друг друга. Они ругались крайне редко, многие считали нас образцово-показательной семьей, а потом… Потом мать бросила отца ради отца Кати, — начал повествование Алексеевский, и она с интересом слушала.

Даша впитывала в себя информацию, как губка. Грустный монолог мужчины вторил её собственным эмоциям и ощущениям. Ольга, мать Жени и Кати, и вправду оказалась противоречивой натурой. Будучи женой Олега Степановича, отца Евгения, она стала любовницей своего начальника Семенихина. И ее совершенно не смутил тот факт, что и она, и ее любовник несвободны. Семенихин был женатым человеком, и его жена как раз ждала первенца, когда у него завязался роман с секретаршей. Ольга хотела, чтобы любовник — Петр Николаевич — бросил свою семью, чтобы они могли быть вместе, но оказалось, тот не спешил разрушать семью и вообще любил законную жену. Семенихина родила здоровую девочку, а интрижка на стороне медленно сходила на нет. Ольга это почувствовала и решила предпринять крайние меры. Мать Женьки забеременела от любовника. Вот только будущий отец не очень обрадовался вести. Скорее разозлился и заявил, что это не его ребенок. Мало ли сколько любовников побывало у Ольги в постели, пока ее муж в рейсе зарабатывал деньги для семьи. Тогда отчаявшаяся любовница пошла к жене Семенихина. Узнав о предательстве мужа, та сразу же подала на развод. Петр Николаевич не собирался рушить семью, но его жена заняла непреклонную позицию, и вскоре он стал свободным человеком.

— Моя мать получила то, что так хотела. Женила Семенихина на себе, в конце концов. После множества ссор и оскорблений, буквально затащила в ЗАГС. Думаю, отчиму было просто все равно, что будет дальше, поэтому особенно и не рыпался. Катя родилась уже в законной семье. Хотя семьей назвать то, как мы жили явное преувеличение. Отчим никогда не любил ни мать, ни Катю. Начиналось всё постепенно. Одна рюмка, две… Потом больше. В общем, Семенихин стал пить, гулять, не скрываясь. Возвращаясь домой, он накидывался на мать с претензиями и обвинениями, что она ему жизнь испортила. Мама все терпела. Говорила, любит его. Помню, Катя как-то спросила, почему папа всегда такой злой и почему мама это терпит. Ей было всего-то лет семь. А мама ей: «Вот станешь взрослой, полюбишь и всё поймешь!». Вот так мы и росли. Самое ужасное, что я ничего не мог изменить. Из-за дня в день я слушал все эти крики, ссоры…

— Он бил ее? — наверное, каждый на месте Даши подумал бы о худшем.

— Нет, Семенихин был из интеллигентной семьи, работал в университете. В общем, не человек силы он. Но растоптать и убить человека можно не только действиями и силой. Слова для уничтожения тоже прекрасно подходят. Я вынужден был наблюдать, как мать морально убивает себя на протяжении нескольких лет. Так продолжалось, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы ответить. Если не ошибаюсь, мне было семнадцать. Я вернулся после тренировки и опять застал плачущую мать и орущего Петра. Я тогда просто не выдержал, высказал всё, что думаю. А когда он отвесил мне оплевуху, я ударил в ответ… В общем, отчим выкинул меня из квартиры вместе с вещами, а мать даже слова против не сказала. Семенихин для нее был важнее, чем мы с Катькой. Помню, сестра ревела тогда, не хотела меня отпускать, а он ее в туалете запер, чтобы не мешалась под ногами. До сих пор простить себе не могу, что ушел. Может быть, если бы я остался, то смог бы помешать матери. Кто знает…

— Боже, я не знала… — мрачные тайны семьи Алексеевских вызвали сочувствие. К Женьке. К маленькой девочке по имени Катя, но не к выросшей рыжей фурии, разрушившей ей жизнь.

— Мало кто знал, — Женя демонстрировал полную невозмутимость, даже какое-то безразличие. — Для всех остальных Семенихины являлись идеальной семьей, как до этого Алексеевские. Мама всегда всех уверяла, что Петр самый лучший. Она была хорошей актрисой. Все находились в заблуждении, что они счастливы в браке. Мать даже Катю уверила, что происходящее в семье это норма, а Петр по понятным причинам не выносил сор из избы. Я ушел жить к отцу, он так и не женился после развода с матерью. А однажды, я просто узнал, что моя мать умерла. Покончила с собой. Повешалась в спальне на люстре, пока Катя в другой комнате делала уроки.

— Кошмар, — Даша даже не представляла, как комментировать полученную информацию.