Дотянуться до престола - Алекс Кейн

– Надобно нам, князь, чтоб пушечки наши полегче были да пошустрее. Тогда смогешь ты с ратью с места на место скоро переходить да появляться там, где ворог тебя увидать не чает.

Петр наклонился к столу, на котором лежало несколько чистых свитков. Обмакнув перо в чернила, он поспешно принялся что-то чертить. Филимон встал и почтительно пододвинул свой стул.

– Тележка, что ль, под пушки, государь? Такие у нас имеются.

Петр огорченно вздохнул, но тут же встрепенулся. Почему бы не воспользоваться помощью нынешних мастеров? Кто-кто, а пушкари на Руси знатные. Уже сейчас умудряются в пищалях нарезку делать да что-то наподобие клинового затвора придумали… Куда до них европейцам. Нужно только немного подсказать им, и все получится.

– Тележка-то тележка, князь, да не простая. Собери-ка ты мастеров пушечных самых лучших да обскажи им, что мне таковые учинить надобно. Будем к коням их цеплять. И пушкарей верхом усадим. Вот, гляди. – Царь ткнул пальцем в рисунок: – Эта ось должна быть из хорошего железа, чтоб не токмо дорогу выдерживала, но и выстрелов множество. Пущай умельцы поразмыслят, как учинить, чтоб с пушкой проще и быстрей в бою управляться можно было. Тут вот надобно что-то удумать, чтоб дуло поднимать. А здесь немного двигаться должно, дабы полегче наводилась.

Князь Пожарский долго изучал картинку, время от времени искоса поглядывая на царя. Наконец кивнул и ответил:

– Такое можно учинить. Спробуем.

Воодушевившись, Петр продолжил:

– Ты покамест полки создавай, князь, и учи их маршу да стрельбе. И чтоб не шатались туда-сюда, а токмо командиру своему подчинялись. На Москве за Сергием Радонежским вели для сего очистить поле. И пушкари пущай там свои пищали пробуют. А еще отряди в Новгород да по окрестностям лазутчиков да накажи им с местными слиться, чтоб неразличимы были. Устроим свеям гибридную войну.

– Какую, государь?! – В глазах Пожарского мелькнуло странное выражение, словно он заподозрил, что царь сошел с ума.

– Ну-у… – смутился Петр, изобразил в воздухе рукой замысловатую фигуру и продолжил: – В общем, пущай лазутчики твои распускают слухи в новгородских землях, дескать, свеи чают всех православных в свою веру еретическую насильно перекрестить. Мол, что они из-за того несколько сел уже пожгли. Мужиков-де, иже обращаться не пожелали, на кол посажали, баб тоже умертвили, а перед тем еще снасильничали. А детишек малых живьем побросали каких в костер, а иных в реку.

Увлекшись речью, Петр ходил туда-сюда, а князь завороженно следил за ним взглядом. Как же много идей у этого крохотного посланника! Филимон же и вовсе забыл записывать и замер с пером в руке, в священном трепете глядя на царя.

– А купцам пущай сказывают, мол, король свейский зело поиздержался и мыслит подати наложить на всех заморских торговцев. И часть товаров изъять на прокорм своего войска. Наемников немецких, штук двадцать, что в полоне, отпустите, велите своим там сказывать, будто русский царь втридорога платит. Авось те, кто послабее, сумлеваться станут, надобно ль задарма кровь свою проливать. Да, и несколько отрядов ногайцев и казаков снаряди туды, пущай ворогов за бороденки подергают: крупные войска стороной обходят, а тех, что поменьше аль от своих отбились, побивают. Надобно, чтоб свеи нос свой боялись из крепостей высунуть, большим-то войском по мелким делам особо не походишь, ни жратвы, ни фуража не напасешься.

Краем глаза царь видел, как Пожарский сел за стол, вынул перо из застывшей руки Филимона и самолично начал записывать его указания. И ведь молчит, не возражает, значит, он, Петр, все правильно говорит. Приятно.

Он замолчал. Князь, закончив писать, поднял на него удивленный взгляд.

– Ужель ты сам все это измыслил, государь?!

Важно кивнув, Петр плюхнулся в небольшое кресло, которое всюду таскали за ним, и поджал под себя ноги.

– Как думаешь, поможет нам это свеев одолеть?

– Вестимо, поможет, батюшка. Ох, какие ж намеренья-то у тебя необычные. Хитрец ты, великий государь. Могет, и с ляхами чего-нить похожее учинить?

– Воротынского надобно дождаться, – махнул рукой Петр. – Сам его наставлю, что Жигимонту сказывать.

Еще из Смоленска он послал гонцов за Иваном Михайловичем и другими членами посольства, которым надлежало отбыть в Польшу и Швецию для переговоров о мире.

– Могет, и прибыл он уже. Сведать, государь?

– Ступай.

Пожарский решительным шагом направился к двери, а Филимон, наконец очнувшийся, поспешно перекрестился и забормотал молитву.

Сентябрьский день клонился к закату. В комнату тенью проскользнула девка с косой до пояса, поклонилась в пол и принялась зажигать свечи. Петр невольно залюбовался ее гибкостью и грацией.

«Эх…»

Голова у Пугала болела уже третий день кряду. А все из-за того, что последнее время плохо спал ночами. Дурные предчувствия терзали его. Все чаще видел он во сне ту проклятую девицу, ее качающиеся пятки перед глазами, раздувшееся синее лицо с вывалившимся изо рта языком… Порой она оживала и грозила ему багровым пальцем: скоро, скоро придет возмездие! И если раньше Ермолай старался не обращать на это внимания, то теперь точно знал: она права.

А все дело в том, что вчера в трактире Хортиц обмолвился – в городе объявился Роговец. Услышав это, Пугало чуть со стула не упал – как?! Ведь он убил супостата, сбросил тело в реку! Увы, его тогда спугнули, и он не успел проверить, действительно ли Николка мертв. Ан нет, оказалось, жив, подлюка! И пока они с боями шли к Москве, поганец отлеживался в Воронеже, а теперь вот догнал их здесь.

Атаман с войском стоял в Одоеве, неподалеку от Тулы. Напав на город и разорив его, казаки, как обычно, заняли все жилье. Снова жители сбежали, оставив свои дома захватчикам, и снова те, кто в них не поместился, поставили шатры. Но теперь где-то, в одном из этих шатров, сидел Роговец, и Ермолай ломал голову, чем это может для него обернуться. Пожалуется атаману? Очень даже может быть. А вот что предпримет тот? На казака напасть – это тебе не местного зарубить. Вряд ли Иван Мартыныч такое оставит безнаказанным. Н-да, похоже, тикать отсюда надо, пока не поздно. На Низ уходить. Но как же жалко сбегать, когда вот она, Москва-то со своими богатствами, под боком уже. Проклятый Николка!

– Слышь, Ермолай.

Пугало вздрогнул и поднял голову. Перед ним стоял Сенька Богомол, хорунжий его сотни, которая этой ночью охраняла ворота Одоева.

– Чего тебе?

– Послы царские к Иван Мартынычу прибыли, мы их не пустили покамест. Кочма велел тебя кликнуть.

Ермолай нахмурился, тряхнул лохматой головой и вышел из караульни.

За воротами стояла крытая повозка, сопровождаемая небольшим конным отрядом. Пугало, тоже верхом, выехал к незваным гостям и гаркнул:

– Чего надобно?!