Чисто британское убийство. Удивительная история национальной одержимости - Люси Уорсли

Видок оказался прирожденным педагогом, обучавшим своих секретных агентов не только маскировке, баллистике и ведению картотек. Впоследствии он посетил Лондон со своей передвижной выставкой орудий убийства, образовательной и в то же время развлекательной. В 1851 году поэт Роберт Браунинг осмотрел эту выставку, по которой его провел сам Видок. Браунинг увидел там «музейное собрание ножей, гвоздей и крюков, послуживших знаменитым убийцам в их темных делах… и маленький десертный ножик, прервавший всего одну жизнь… но зато, — пояснил Видок, — жертвой была мать убийцы, а ножиком этим он нанес ей целых пятьдесят два удара».

Несомненно, детективы узнали много полезного для себя, посещая музей и общаясь с таким человеком, и в 1874 году Лондонская полиция основала в Скотленд-Ярде собственную музейную коллекцию. Принятый пятью годами раньше акт о собственности заключенных предоставил полиции право удерживать вещи преступников, а то, что с 1875 года инспектор и констебль постоянно назначались ответственными за «хранение вещей заключенных», заставляет предположить, что музей Скотленд-Ярда тогда уже функционировал. Сохранившиеся книги посетителей свидетельствуют, что в 1877–1894 годах музей никогда не пустовал.

В музее выставлялись некоторые предметы, относившиеся к более раннему периоду, как, например, письмо, написанное доктором Уильямом Палмером, но основную массу экспонатов составляли те, которые поступали по мере разрешения текущих дел. Там все еще хранятся, например, улики, на основании которых в 1927 году Джона Робинсона обвинили в убийстве Минни Бонати. Робинсон поместил расчлененный труп жертвы в черный плетеный сундук и не побоялся оставить его в камере хранения на вокзале Чаринг-Кросс. В музее экспонировались квитанция от камеры хранения и запачканная кровью спичка, найденная в мусорной корзине в помещении, где Джон Робинсон расчленял труп. Эта улика, доказывавшая, что все помещение было залито кровью, в сочетании со свидетельством знакомого Робинсона, утверждавшего, что тот попросил его помочь передвинуть тяжеленный сундук с книгами, и сгубила Робинсона. Даже самый неопытный детектив, слышавший эти показания, не оставил бы без внимания такую ключевую улику, как испачканная кровью спичка в мусорной корзине на предполагаемом месте преступления.

В наши дни Лондонская полиция подходит к посетителям весьма выборочно, далеко не всех пуская в свой жутковатый музей. Ведь среди прочих экспонатов там хранятся две посмертные маски Генриха Гиммлера, холодильник, принадлежавший серийному убийце и некрофилу Деннису Нильсену, и прочие предметы, неизбежно вызывающие нездоровый интерес. С самого начала было заявлено, что присутствие в музее журналистов и киногрупп (в том числе нашей) совершенно нежелательно. Несмотря на официальное название «Музей преступлений», все зовут его иначе: «Черный музей». Такое расхожее прозвище дал ему в 1877 году корреспондент The Observer — один из многих, кому отказали в доступе.

ОТКРОВЕНИЯ ЛЕДИ-СЫЩИКА

Я только приступила к работе детективом и, отдавая новому поприщу все свое время и внимание, стремилась зарекомендовать себя как можно лучше.

У. С. Хейворд представляет свою героиню миссис Паскаль в рассказе «Таинственная графиня» (возможно, 1864)

Описывая рождение своего знаменитого персонажа, детектива мма Прешас Рамотсве, Александр Макколл Смит пояснял, что сделал главным двигателем сюжета женщину, потому что, будь это мужчина, «картина получилась бы не столь занятной… менее личностной, менее субъективной и в целом не такой захватывающе эмоциональной». Макколл Смит убедительно и неопровержимо доказывает, какое огромное удовольствие и теперь способны доставить нам успехи женщины-детектива. Читатель испытывает удовлетворение, «наблюдая, как женщины, так долго страдавшие от мужского высокомерия и снисходительного к себе отношения, доказывают, что превосходят мужчин умом и не уступают им в сферах деятельности, которые ранее считались исключительно мужской территорией».

Макколл считает женщину-детектива «своего рода аутсайдером в отданном на откуп мужчинам мире политики и борьбы с преступностью», то есть в области, где лучше всего проявляется сильный характер, умение противостоять трудностям и не теряться в напряженных ситуациях, что и составляет ядро всех литературных конфликтов. Но свое маргинальное положение женщина может использовать и себе во благо: «Внезапно мы осознаем, что эта женщина наблюдала и поняла все, что происходило у нее на глазах. Оставаясь вне подозрений, она может представлять угрозу для многих».

Эту правдивую характеристику неподражаемой мма Прешас Рамотсве можно отнести и к самым первым женщинам-детективам, в литературе появившимся значительно раньше, чем в жизни.

Много спорили насчет точной даты появления в литературе самой первой женщины-ищейки. Обычно считается, что «Женщина-детектив», опубликованное в 1864 или, возможно, в 1861 году произведение Эндрю Форрестера (литературный псевдоним Джеймса Реддинга Вэра), явилась первым опытом в этом новом жанре. Героиня Форрестера миссис Гледден расследует преступления как профессионал, получая деньги за свои услуги.

К миссис Гледден обращено всеобщее внимание, но у нее были предшественницы, которым, пускай по-любительски, но случалось играть роль детективов, разгадывающих некую тайну. Ряд исследователей отдают пальму первенства Сьюзен Хопли, служанке из романа Кэтрин Кроу «Приключение Сьюзен Хопли, или Косвенное доказательство». Свой роман, героиня которого расследует убийство, Кроу написала еще в 1841 году. Сьюзен Хопли, детектив-любитель и притом женщина, ведет свое происхождение от героинь готического романа, которым удавалось изобличать злодеев или избавляться от их преследования, как это делала Эмили из «Удольфских тайн».

Но Хопли, служанка, заделавшаяся ищейкой, уже предваряет каноны полноценного и вполне зрелого детектива. Она точно следует процедуре сбора улик: «первое ее желание», например, — «хорошенько осмотреть дом, ставший местом катастрофы, и досконально изучить каждый его уголок». Загадку преступления она разрешает играючи. Журнал Athenaeum отмечал «неестественную легкость, с какой пролагает путь сквозь все препоны эта Dea Vindix [богиня-мстительница], умеющая развязывать самые хитрые узлы». И помогает в этом Сьюзен ее классическая сторонняя позиция женщины-детектива: имея относительно невысокий статус служанки и не пользуясь особым авторитетом, она проникает повсюду, не вызывая подозрений. Она всецело посвящает себя задаче выяснения истины, но в какой-то момент платой ей за преданность идее становится увольнение — Сьюзен лишается своей основной работы.

«Сьюзен Хопли» стала бестселлером и была поставлена на сцене, но ее героиня во многом опережала свое время и вызывала у современников не только восхищение, но и некоторую оторопь. Детективный роман, не говоря уж о детективном романе с главной героиней-женщиной, тогда еще не встречал всеобщего понимания. «Не знаем даже, что сказать об этой книге, — писал один критик. — Она озадачивает и ставит в тупик. Написана книга сильно — сомнений в этом нет, но, к нашему неудовольствию, в точности как в жизни, факты и обрывки воспоминаний самого тривиального свойства, таящиеся бог весть в каких темных уголках памяти, неуклонно выдвигаются на первый план и выстраиваются в бесконечную цепь случайных эпизодов, пока какой-нибудь из них не прерывает эту цепь, связывая все воедино полностью, но несколько неожиданно. Одним словом, искусством изображать жизнь, как она есть, автор владеет отменно. Но поражает и утомляет дотошная подробность мелочей, которые на поверку оказываются вовсе не мелочами».