Однажды в полночь - Джулия Энн Лонг

– Папа говорит, что охота – это прекрасное занятие. Куропатки летят прямо в руки.

– Просто стыд! Настоящий спорт – это когда животные, которых вы стараетесь подстрелить, изо всех сил стараются не дать вам этого сделать.

Леди Грейс пропустила иронию мимо ушей.

– А еще верховая езда. Мы живем совсем недалеко от самого очаровательного лесного массива, последнего оставшегося в Англии. Вы же знаете, что большинство их пошло под корень на строительство кораблей во время войны. Папа сделал на этом целое состояние.

Джонатан ничуть не сомневался насчет ее состояния. Отец леди Грейс мечтал о совместном деле с его отцом.

– Вам нравится ездить верхом, леди Грейс?

– О да! Гулять пешком тоже очень приятно.

– О, поддерживаю! Когда возникает необходимость перебраться из одного места в другое, я обычно стою перед выбором – ехать верхом или идти пешком.

Эта ирония, подумал он, со свистом пролетела над, без всякого сомнения, хорошенькой белокурой головкой его собеседницы.

Джонатан понравился самому себе, хотя повод был сомнительным.

– А еще там есть развалины, – с энтузиазмом заявила леди Грейс. – Весьма живописные.

– Не сомневаюсь. – Проклятые развалины стоят в Англии повсюду.

Ему стало интересно, неужели дети малые ощущают то же самое, когда их укачивают? Он никогда не думал, что вальс может нагнать на него сон. Еще не так давно этот танец был абсолютно скандальным. Мужчины и женщины не отрывались друг от друга, пока вальс длился. Похоть во весь рост! Чувственность безудержная!

Господи, как они все были не правы!

Хотя, как и во всем по жизни, важную роль играет партнерша.

– А еще готические руины, там можно устроить пикник, – продолжала болтать леди Грейс.

– Руины – это весело. – Ей же богу!

– Вы согласны, да? – Она улыбнулась. Зубки сверкнули как жемчуга. Верхняя губа у нее была немного длиннее нижней. Рот походил на бутон, подумал Джонатан и слегка удивился. Поэты не всегда приходят в восторг, когда описывают такого рода казусы.

У Томми губы были щедры, как… только что распустившаяся роза. Их казусом точно не назовешь.

– В хорошую погоду я часто занимаюсь там вышивкой.

Джонатан слегка нахмурился. Она часто занимается вышивкой где?

Ах да! В руинах.

– А что именно вы вышиваете? Скажите, что бабочек.

– Совершенно верно! – Леди Грейс заулыбалась. – И цветы, и пчелок над ними. Носовые платки и тому подобное.

Ему действительно нечего было сказать на это. Ну разве что: «Да, только вот чем, черт побери, вы занимаетесь целый день?»

Но Редмонд промолчал. Потому что это было не просто нечестно. Это было бы безумием. Если английский джентльмен правильно ведет свои дела, тогда женщинам, которые его окружают, не требуется делать ничего! Вышивание. Вязание. Воспитание детей с помощью батальона служанок. Ведение домашнего хозяйства. Льстивые улыбки мужу с другой стороны стола за завтраком.

Женщине совсем ни к чему выкрадывать подвергшуюся насилию сироту, чтобы быть интересной.

Джонатан совершенно точно почувствует себя несчастным, если Томми де Баллестерос лишит его удовольствия вести бессмысленные разговоры. Это ведь привилегия знати. Они так же удобны, как кровать с пуховой периной. Они неотъемлемы от Англии, как Юнион Джек. Они всегда были частью его жизни, как песчаные дюны Суссекса, и всегда будут.

И опять же ветераны войн, возвращаясь назад в страну, теряют смысл жизни, испытывают скуку в отсутствие шума и грохота, крови и страданий на поле боя. Вполне возможно, что Томми была его полем боя в переносном смысле.

Судя по всему, мыслями Джонатан привязался к ней, и поводок был короток. И теперь навсегда, чуть что, за поводок дернут, и он опять окажется на ее стороне.

Джонатан представил, что его рука сейчас лежит на ее талии. Это было бы как танцевать с колибри: движения легкие, гибкие, податливые. А рука в его руке чувствовала бы себя в полной безопасности, а губы его так близко, совсем близко к ее губам…

Томми наверняка нравится вести в танце.

Но Редмонд бы не позволил ей этого.

Джонатан мысленно улыбнулся.

Мускулы на животе напряглись. Он непроизвольно сжал руку леди Уэрдингтон.

Она пожала ее в ответ. А потом улыбнулась так страстно, что Джонатан был обязан ответить ей такой же влюбленной улыбкой.

– Что вы думаете о детских работных домах? – неожиданно спросил он.

Леди Грейс захлопала ресницами, как будто он щелкнул пальцами у нее перед носом. И тут же глаза у нее стали огромными, румянец окрасил щеки. Она не оказалась бы в большем замешательстве, если бы вдруг он громко испортил воздух.

Конечно, Джонатан не сделал бы этого, даже если бы захотел. Он мог бы сменить тему. Он мог бы управлять разговором так же уверенно, как вести в танце.

Но он ждал.

Леди Грейс прочистила горло.

– У нас есть несколько слуг-детей. Они делают много работы по дому. Взрослые слуги стоят дорого – еда, жилье и все остальное. А дети, что? Их по дешевке можно купить в работном доме.

По дешевке! Как будто речь идет о сыре или яйцах.

– Неужели? – тихо сказал он.

– Ну конечно. Ваш отец наверняка тоже нанимает детей.

– Нет. – Джонатан был категоричен. – Не нанимает. По крайней мере не самых маленьких. Мне кажется, нашей буфетной служанке больше двенадцати. Как вы думаете, совсем маленькие дети должны работать?

Он наблюдал, как леди Грейс героически обдумывает его вопрос, явно чтобы сделать ему приятное. В разговоре с ней Редмонд поднял такую тему, над которой юные леди обычно не задумываются. Слуги просто были. Поддерживали функционирование дома и жизнь, к которой привыкла леди. Она вспоминала о них лишь время от времени, как, например, вспоминала про свою печень или поджелудочную.

– Но ведь они не такие, как мы. Они слуги.

– Да, они не такие, как мы. За исключением того, что у них тоже два глаза, две руки и две ноги, одна голова и так далее.

Леди Грейс кивнула. Вид у нее был удовлетворенный, потому что ей показалось, что они пришли к согласию.

Джонатан подавил вздох.

Это была формальность. Он не был охоч до бессмысленного разговора, поэтому бросил все попытки поддерживать его. И мыслями снова вернулся к Томми де Баллестерос.

Леди Грейс с беспокойством восприняла его молчание. А он не сделал ничего, чтобы успокоить ее.

– Мистер Виндхэм сказал, что свет любит мою кожу, – выпалила она. При этом очаровательно покраснела. – Он рисовал меня для «Бриллиантов чистой воды», вы ведь знаете.