Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев

Стержневая мысль работы – человек не может быть для другого человека (и даже для Бога) средством достижения какой-либо цели (утверждение, впервые высказанное еще Кантом). Иначе говоря, нельзя использовать ближнего своего в собственных интересах, ибо человек как личность – подобие Божье на Земле, а не просто биологический вид[289].

Войтыла, как и Кант, сознавал, что мало просто провозгласить свободу личности – это чревато эгоизмом. В любви необходимо искренне отдавать всего себя другому. Любовь в данном случае – это не столько симпатия одного человека к другому, сколько воплощение евангельской заповеди: «Возлюби ближнего как самого себя». Позднее Войтыла назовет это этикой солидарности и подробно опишет в своей главной работе – «Личность и поступок».

Телесное общение – необходимая часть любви, говорил Войтыла. Не случайно же Бог сделал удовольствие спутником продолжения рода. Однако если плотское наслаждение становится самоцелью, да еще с применением контрацептивов (узаконенного орудия смерти), тогда это уже не любовь, а распущенность[290].

В книге нет прямого ответа на вопрос, позволен ли секс как таковой, без задачи оплодотворения, однако из контекста можно догадаться, что в принципе Войтыла допускал его, ведь секс – необходимая часть любви, а супругам надо время от времени демонстрировать друг другу свою любовь (если это происходит искренне и сопровождается эмоциональным общением, а не только плотским). Другое дело, что нельзя этим злоупотреблять – следует ориентироваться на естественные циклы женского организма, чтобы не допустить нежелательной беременности. А если уж такое произошло, то женщина обязана рожать. С поразительной для духовного лица дотошностью Войтыла описал способы естественного предохранения, широко ссылаясь при этом на соответствующие научные работы, а в конце еще и приложил таблицы с «методами этичного регулирования зачатия» (проще говоря, с женскими циклами). И словно этого мало, подкрепил свои рассуждения цитатой из Ганди о необходимости контролировать акт размножения, чтобы содержать в порядке мир, управляемый Богом.

Этот епископ умел удивлять. Католик, размышляющий о сексе с опорой на цитаты Ганди, – виданое ли дело? С позиций сегодняшнего дня очевидно, что он заглядывал на десять лет вперед – в эпоху экуменизма и сексуальной революции. Ведь даже после Второго Ватиканского собора работа Войтылы продолжала изумлять своей смелостью. Анри де Любаку, одному из идеологов собора, пришлось настаивать, чтобы во французском издании сохранили пятый раздел книги, где автор как раз описывал «методы этичного регулирования», – видимо, редакторы находили его непристойным[291].

Но пока еще это был мир, в котором жена первого секретаря ЦК устраивала нагоняй телевидению за слишком глубокое декольте артистки, а западный политик поднимал волну против обнаженных спин женщин в кафе. В окружении Войтылы тоже случались пуритане. К примеру, участник Сообщества инженер Ежи Цесельский, о котором сам Войтыла говорил, что он «создан для святости», запрещал невесте ходить в шортах по туристическому лагерю, сопровождая «дядю»-ксендза[292].

Либерализм самого Войтылы в вопросах секса тоже не шел слишком далеко. «В браке соединяются две личности, мужчина и женщина, становясь таким образом неким „единым телом“…» – писал Войтыла, не допуская, таким образом, иной формы семьи[293]. И чтобы не возникало на этот счет сомнений, заявил уже напрямую: «Силой вещей половое влечение у человека устремлено на другого человека – это его нормальное устройство. Когда оно обращено на одно сексуальное удовлетворение, его следует признать поверхностным или даже извращенным. Если оно обращено на сексуальное удовлетворение с представителем того же пола, мы говорим о гомосексуальном извращении. Тем более можно говорить об извращении, если желание обращено не на человека, а на животное. Естественное направление сексуального влечения указывает на человека другого пола, а не просто на другой пол»[294]. Гомосексуализм – извращение. Контрацептивы – зло. Позднее Войтыла не менее категорично выскажется насчет неприкосновенности целибата и запрета рукополагать в священники женщин.

* * *

Свои мысли он тогда же изложил и в художественной форме, написав медитативную пьесу «Пред магазином ювелира». Сюжет ее незамысловат. Две супружеские пары – одна только что возникшая и вторая, переживающая кризис, – размышляют о любви, то и дело заглядывая в витрину ювелирного магазина. Хозяин его, продающий обручальные кольца, олицетворяет Христа, соединяющего души любовью и стоящего на страже семьи. Но есть и еще один персонаж – Адам, разъясняющий высокий смысл супружества. В нем угадываются черты автора.

Первую пару разрушает война (муж гибнет на фронте), вторая готова распасться сама по себе, ибо страсть угасла, а любви и не было, но ювелир и Адам успевают спасти ее. Затем появляется третья пара – дети двух первых, которые пытаются осуществить то, что не удалось родителям. Концовка оптимистична: почти расставшиеся супруги вспоминают о любви, хотя слова, которые произносит одумавшийся муж, чем-то напоминают финал «Униженных и оскорбленных»: «Как жаль, что мы так долго не ощущали себя детьми! Как много мы потеряли из‐за этого!»[295]

Герои пьесы взяты не с потолка. Это – участники все того же Сообщества (в частности, Цесельский), в их уста автор вкладывает фразы, действительно звучавшие во время бесед с «дядей». Наверное, им было забавно прочесть все это на страницах журнала «Знак», опубликовавшего в 1960 году пьесу Войтылы.

Лейтмотив пьесы – семьи создаются на небесах, и раскалывать их грешно. Когда-то термины супружества пригодились Войтыле для описания мистики босых кармелитов – Терезы Авильской и Хуана де ла Круса. Человек соединялся с Богом, как соединяются двое влюбленных. Теперь он показал ту же картину с другой стороны: люди соединялись друг с другом, тем самым принимая в себя частичку Божества.

Увы, благородные устремления и обширные знания все равно не заменят опыта. Семья для Войтылы – порождение любви, и никак иначе. Он, не знавший в детстве ни тяжкой нужды, ни семейных кризисов, явно не осознавал, что сплошь и рядом люди заводят семьи, подчиняясь давлению общества и обстоятельств. «Твои ровесники женаты, а ты еще нет», «Не рожала – не женщина», «Когда увидим внуков?» – все это регулярно приходится выслушивать молодым (и не очень) людям, заставляя торопиться с выбором спутника жизни. Девушки, кроме того, вынуждены учитывать интересы будущего ребенка, что далеко не всегда идет рука об руку с той возвышенной любовью, о которой писал Войтыла. Едва ли ксендз, не побывав в этой шкуре, мог уяснить все это. Поэтому его взгляд на проблему, при всей чистоте устремлений, страдает сильным упрощением[296].