Венецианская маска. Книга 2 - Розалинда Лейкер

Леонардо сочувственно обнял Мариэтту за плечи.

— Нам еще ничего толком неизвестно. Пойми, мы не знаем, как все выглядит на самом деле.

— Ну, может быть, это ты, Леонардо, имеешь какие-то сомнения, — сердито вскинула голову Мариэтта, — но у меня их уже не осталось. Когда они собираются уезжать? Я хочу подойти к этой, что разыгрывает из себя Элену, и на глазах у всех сорвать с нее маску, чтобы вся Венеция увидела, кто это!

— Они отправляются сегодня, ранним вечером, — ответил Леонардо, разбив в пух и прах все ее надежды.

Уже к концу лета до Мариэтты вдруг дошли слухи, что у Челано горе — кто-то умер. Объятая ужасом Мариэтта не находила себе места, пока ей, наконец, не сообщили, что скончался Маурицио Челано. Болезнь донимала его давно, с самого детства, и он несколько дней назад умер.

Это печальное событие заставило Филиппо в конце августа приехать в Венецию, и снова в покоях Элены занял место ее призрак. Для Мариэтты это был добрый знак — стало быть, Элена жива и содержалась в одном из потайных покоев палаццо Челано.

Элене казалось странным, что она до сих пор жива, пребывая столь долгое время в этом темном, сыром полуподвале, куда ее заточил Филиппо, но в последнее время ее стали донимать слабость и непрекращающийся кашель. Но ничего, скоро смерть освободит ее, и Элена будет даже рада, когда она постучится в дверь. Может быть, это произойдет тихо и незаметно, например, во сне.

Страх сковал все ее члены, когда она в тот роковой вечер заслышала шаги Филиппо, возвращавшегося по коридору в ее спальню. К счастью, сначала он направился в свою спальню, и она уже думала, что не увидит его до самого утра, но ошиблась. Сначала до нее донесся странный скрипучий звук, будто отворили давно не открывавшуюся дверь, затем на короткое время все стихло. Элена не решилась встать и посмотреть, что же это было, но оставалась сидеть в постели с зажженной свечой, стоявшей на ночном столике. Потом, к своему немалому удивлению, она услышала женские голоса, И тут открылась дверь, соединявшая ее спальню со спальней супруга, и к ней вошел Филиппо, так и не снявший верхней одежды.

— Одевайся! — коротко бросил он.

Она уселась в постели.

— Что это за женщины в твоей спальне?

Филиппо не удостоил ее ответом, просто сорвал с постели одеяло и потянул ее за руку, заставив подняться.

— Делай, что я тебе сказал! Захвати с собой плащ потеплее — он тебе пригодится.

Она поспешно набросила на себя то самое платье, в подкладку которого были зашиты бумаги. «Значит, он собирается куда-то отправить меня», — мелькнуло в голове у Элены, но она понятия не имела, куда именно. Ей не дали времени на то, чтобы привести в порядок прическу, и она сунула гребень в карман. В последний момент ей удалось взять с собой и кошелек, в котором лежали наиболее ценные из ее украшений. Возвращаться в этот дворец она не собиралась, как бы ни сложилась ее дальнейшая судьба. В данный момент ее волновало лишь одно — как можно скорее передать эти бумаги в руки Мариэтте.

— Нет, не сюда! — гаркнул, он, когда она двинулась было к комнате, располагавшейся между ее спальней и коридором. — И оставь кошелек — он тебе не нужен.

С нервозной поспешностью Элена повиновалась ему, и Филиппо открыл дверь в свою спальню. Не успела она ступить на порог, как увидела, что на нее с каким-то нездоровым любопытством смотрят две незнакомые ей женщины. У одной из них были роскошные золотые волосы, очень похожие на ее, и такие же синие глаза, но на этом сходство заканчивалось. Она невольно бросила взгляд на тот самый шкаф, из-за которого все и началось. Внезапно шкаф, как огромная дверь, отворился, и за ним оказалась небольшая узкая ниша, где была еще одна, старинная дверь, раскрытая настежь. Элена мгновенно поняла, что, хотя Филиппо вернулся во дворец обычным путем, через главный ход, женщины наверняка попали сюда через этот потайной ход. Элену охватил панический ужас, когда муж стал подталкивать ее к потайной двери. Она стала кричать, молить двух незнакомок о помощи, но Филиппо, зажав ей рот ладонью, старался пропихнуть ее в дверь. Внизу она увидела небольшую гостиную, освещенную стоящим на столе канделябром, в котором горели три большие свечи. Повеяло могильным холодом подземелья. Втащив ее на лестницу, ведущую к этой подземной комнате, Филиппо, усадив ее на ступеньки, чтобы она ненароком не растянулась и не скатилась вниз, повернулся, захлопнул за собой дверь в свою спальню и повернул ключ. Элена услышала, как шкаф снова со скрипом занял свое прежнее положение.

Это произошло довольно давно, несколько месяцев назад. Элена беспокойно металась на широком диване, служившем ей постелью в подземной темнице, и, открыв глаза, снова увидела перед собой эту опостылевшую ей комнату, освещенную свечами в канделябре и скупым лунным светом. Поначалу она очень боялась, что здесь будут крысы, но их нигде не было видно. Не было даже мышей, хотя временами до нее доносилось их попискивание, и ей даже нравилось, что где-то недалеко есть что-то живое.

Элена уже не помнила, сколько времени она кричала, умоляла выпустить ее отсюда, сколько раз она давала волю отчаянию в первые дни своего заточения. Она, которая не вынесла бы и часа полного одиночества, всегда стремившаяся быть в окружении людей, она, которая в толпе людской чувствовала себя, как рыба в воде, вдруг оказалась в условиях полной изоляции. Эта пытка одиночеством была особенно невыносима в ночные часы, когда ей приходилось напрягать все силы, чтобы держать себя в узде и не позволить себе потерять рассудок до тех пор, пока Филиппо, наконец, не одумается и не решится освободить ее из этого плена. Она затребовала у своего надзирателя, вернее, надзирательницы, поскольку лишь женщины имели «почетное» право стеречь ее — так повелел всевластный Филиппо — все, что было необходимо для уборки, и в течение долгого времени занималась тем, что отмывала, отчищала, отскребала от грязи и пауков свое обиталище, испытывая полузабытое чувство, словно вернувшееся к ней из благодатных времен в Оспедале делла Пиета, что она. отрабатывает тяжким трудом наказание за какой-то проступок.

Когда паника и страхи первого периода миновали и установилась более или менее привычная рутина, приступы отчаяния, всегда так пугавшие ее, стали беспокоить ее значительно реже. Элена перепела уже все известные ей песни, от корки до корки прочла и требник, и молитвенник, которые доставили сюда по ее просьбе, поскольку иное чтение ей строго-настрого воспрещалось, и после этого достигла той степени душевной умиротворенности, которую доселе и не ведала. Она пришла к осознанию того, что позволяло ей выжить во мраке и безысходности ее омерзительного брака, который тоже был для нее не более чем тюрьмой, хоть и несколько видоизмененной. Но поскольку Филиппо избрал способ продолжительного изнурения путем сокращения получаемого ею рациона еды, что истощало ее, лишая сил физических и умственных, надежда на избавление от этого плена постепенно улетучилась, уступив место ожиданию скорой смерти.