Терпение дьявола - Максим Шаттам

– Я не о тебе. Для тебя бородка – стильный аксессуар, и ничего больше. А Каршану этот здоровенный черный веник нужен для того, чтобы за ним прятаться.

– Но он мог бы нас сразу послать, Лулу, у него для этого были все основания.

– По сути, именно это он и сделал. Козел!

– А тебе, как всегда, подавай все и сразу. Знаешь, по-моему, у тебя нервы пошаливают в последнее время. Извини, что приходится тебе об этом говорить, но я все-таки твой друг и напарник…

– Видимо, под словами «нервы пошаливают» ты имеешь в виду, что я вот-вот слечу с катушек?

– Ну, почти. Ты стала принимать работу слишком близко к сердцу, Лулу. И шуток от тебя теперь что-то не слышно – ты ко всему относишься с предельной серьезностью. Где девчонка, с которой мы вместе веселились и у которой хватало времени на личную жизнь?

– Не надо преувеличивать, я никогда не была душой компании.

– Согласен, но… Я за тебя беспокоюсь. Правда.

Лудивина, одновременно раздосадованная и тронутая заботой друга, поглубже засунула руки в карманы джинсов.

– Я…

Откровенничать с кем бы то ни было она не привыкла. Скорее ее можно было назвать человеком замкнутым. Сеньон в который раз протягивал ей соломинку, но Лудивина не спешила за нее хвататься – это было не в ее стиле. И он, зная об этом, осторожно пытался ее разговорить:

– Я понимаю, тебе нелегко пришлось. Сначала Алексис, потом бойня в Канаде… Я ведь тоже все это пережил. Я был там, не забывай, пожалуйста. Мы с тобой стараемся избегать разговоров о тех событиях, но поговорить все-таки нужно. Той ночью я был напуган до смерти. До смерти. Мне потом долго снились кошмары и до сих пор снятся. Но у меня есть Лети и близнецы, они помогают мне самим фактом своего существования, тем, что они рядом со мной. А иногда утешают словами. Но у тебя нет семьи. Поэтому я хочу, чтобы ты поняла, что у тебя есть я.

– Ты очень добрый, Сеньон…

– Я говорю искренне. Ты нормально засыпаешь?

– Когда очень устаю – да.

– Принимаешь что-нибудь? Снотворное, успокоительное?

– Редко, не люблю таблетки. Но чем дальше, тем сложнее от них отказаться.

– А психотерапию не пробовала?

– Чтобы попасть в лапы к какому-нибудь бородатому козлу вроде того, с кем мы только что общались? Нет уж, спасибо!

– Слышала поговорку? Психотерапевты – как хлеб, найдутся на любой вкус. Просто надо поискать.

– Не знаю, по-моему, это не для меня.

– Тогда поговори со мной, станет легче.

Лудивина кивнула, но так и не нашла, что сказать. Излить свою душевную муку она не могла, а ничего другого в голову не приходило, так что пришлось молчать, пока они шли к машине и усаживались в салон. Сеньон обнял ее, еще раз повторил, что он всегда рядом и на него можно рассчитывать, затем машина тронулась с места. По дороге они завернули позавтракать в Buffalo Grill, и, уже когда допивали кофе, Лудивине позвонил Гильем:

– А если ты у нас теперь возглавляешь расследование и командуешь группой, я должен обращаться к тебе «патрон» или как?

– Называй меня просто «моя госпожа», – отозвалась Лудивина, вспомнив слова Сеньона о том, что она перестала шутить и все воспринимает всерьез. – Что у тебя?

– У нас нашелся целый фотоальбом подружки ГФЛ, Катрин Декенк. Наркотики, несколько краж в супермаркетах, проявления неуважения к властям, то есть в основном к фликам. Но все это до две тысячи первого года, с тех пор она ведет себя как паинька, ни разу не привлекалась.

– Что-нибудь еще есть? О работе, об учете в психдиспансере, о дочери?

– Нет, но ты можешь узнать об этом из первых уст.

– Ты нашел адрес?

– А кто у нас красавчик?

– Нашел или нет?

– Сначала скажи, что я красавчик!

– Давай колись!

– Какая неблагодарность… Короче, я везде порылся, с парижской ССЖ[38] мы теперь друзья навеки. Адрес последнего места проживания Декенк сейчас скину тебе эсэмэской.

– Круто! Гильем, ты – красавчик!

Перед тем как нажать на «отбой», Лудивина услышала из динамика долгий вздох полного удовлетворения. Через пять минут они с Сеньоном уже мчались в 20-й округ.

* * *

Катрин Декенк жила в обветшалом многоквартирном доме – серая краска кусками обваливалась с фасада, грязный двор был завален ржавыми остовами велосипедов, обломками скутеров и детских колясок. Лудивина с Сеньоном не надеялись застать Катрин дома в разгар рабочего дня – просто хотели осмотреться на местности, потолковать с соседями и в общих чертах набросать для себя портрет женщины, которая, возможно, лучше, чем кто-либо, знала Кевена Бланше. Лестничная клетка еще больше, чем фасад, свидетельствовала о возрасте здания: дверные створки были хлипкие, стены тонюсенькие, система вентиляции плохо продумана и в ужасном состоянии. На каждой площадке вразнобой громко играли телевизоры и радио, букет кухонных ароматов менялся от этажа к этажу – воняло то жареной рыбой, то карри… Двое жандармов остановились перед дверью на пятом, последнем, этаже и постучали. Всего здесь было три квартиры, так что шансы узнать что-нибудь у соседей подросли, но…

Скрежетнул замок, дверь приоткрылась, и в щелке показалось угловатое бледное лицо.

– Да?

– Катрин Декенк? – спросила Лудивина.

– Это я.

Жандармы показали удостоверения с триколором.

– Можно нам войти на минутку?

Лицо нахмурилось:

– Зачем? Я ничего не сделала.

– Нет, но нам надо с вами поговорить. Это важно.

– Вы насчет Лилит?

– Лилит – ваша дочь?

Дверь приоткрылась пошире, и Катрин Декенк стало лучше видно: лет тридцать, не больше, высокая, очень худая, даже костлявая, черные волосы заплетены в косички.

– С ней что-то случилось?

– Нет, не беспокойтесь. Мы пришли из-за Кевена Бланше.

Дверь начала закрываться, осталась совсем узкая щелка.

– Я ничего не знаю, понятия не имею, где он, перестаньте меня доставать из-за него!

– Мы его арестовали, мадам Декенк, и всего лишь хотим навести о нем справки.

– Да пошел он в задницу, – процедила брюнетка, и Лудивина, догадавшись по ее лицу, что дверь сейчас захлопнется, быстро положила руку на косяк.

– Нам нужно понять, что он собой представляет, чтобы спасти людей, которые иначе могут погибнуть. Это действительно крайне важно. Нам необходима ваша помощь.

Худая женщина замерла в нерешительности.