По ее следам - Т. Р. Ричмонд

– Я сегодня наткнулся на любопытную статью про митохондриальную ДНК, – невпопад ляпнул я.

Она тихо всхлипнула и разрыдалась, а я отметил, что Флисс, когда плачет, выглядит совсем по-другому: спокойнее, старше, сдержаннее. В ту минуту, сравнивая боль двух женщин, я впервые стал по-настоящему противен самому себе. Погладил Лиз по спине кончиками пальцев.

– Солнышко, не надо, не плачь.

– Ты меня совсем не ценишь. Тебя интересуют люди, жившие тысячу лет назад. А я для тебя пустое место!

– Перестань, ты важна для меня, ты ведь знаешь.

– Не знаю! Ты всегда молчишь, откуда мне знать. Я уже ничего не понимаю…

«Ну почему, почему все люди такие хрупкие», – пронеслось у меня в голове. Наверное, я пробормотал эту фразу себе под нос. Кто-то из гостей откликнулся: «Хрупкие? О чем вы? Я стал настоящим силачом, не то что раньше».

Лиз мгновенно напилась. Флиртовала с другими мужчинами, сшибала бокалы со стола, а когда я попытался к ней прикоснуться, сказала, что суррогат отношений ее не устраивает.

Как-то раз мы с Лиз гуляли по Национальной галерее и разглядывали картины Тициана и Караваджо. Она повторяла, что не боится встретить знакомых, пусть смотрят, жизнь и так слишком коротка. Однажды мы провели выходные в Дорсете, бродили по галечным пляжам Чизил-Бич, слушали шум прибоя. Ездили к Бичи-Хед на моем спортивном автомобиле. Лиз шутила, что эту машину можно считать первым вестником кризиса среднего возраста, пила шампанское, откинув крышу салона, подставляла лицо соленому ветру. В глубине души мне хотелось помчаться домой и рассказать обо всем Флисс: про бескрайнюю даль, про крошечный маяк, про головокружительную красоту могучих белых скал. К моему возвращению с «симпозиума» жена уже крепко спала бы, и я разбудил бы ее, ласково приговаривая: «Флисс, Флисс, ты не поверишь, я побывал в таком чудесном месте…» Желание разделить с ней этот прекрасный день было искренним, естественным. Отвезти ее туда, чтобы и она, моя Флисс, светилась от радости и счастливо улыбалась, как и Элизабет. Флисс так редко улыбалась в последние дни. «Одной жизни попросту мало, – думал я. Ничему из этого не суждено было сбыться. – Самонадеянный идиот, ты полюбил сразу двух женщин». По классной комнате эхом раскатился сердитый голос учителя истории – или классической литературы? – будто он отчитывал провинившуюся собаку: «Ты плохо себя вел, Кук! Плохо».

– Джереми Кук, вот так встреча!

Я резко обернулся. Мартин Коллингс. Работал вместе с Флисс в Университетском колледже Лондона. Они по-прежнему общались.

– Мартин, какой сюрприз! – сказал я, заглядывая ему через плечо. Лиз ушла в туалет. Мы с ней простояли полвечера на кухне, не обменявшись ни словом; уходить с фуршета не хотелось – оба с ужасом ждали того, что будет после.

– Я совсем позабыл про Флисс! – воскликнул Мартин. – Сто лет с ней не виделись. Она здесь?

– Нет, – ответил я. – Я один.

Я поискал Лиз взглядом. Она была пьяна и не показывалась уже очень долго. «Господи, – подумал я, – ну хоть бы ты ушла! Хоть бы ты сбежала от меня украдкой!»

– Как работа? Все еще изучаешь мертвецов?

Лиз вернулась и встала рядом. Привалилась к плечу. В этом жесте не было ни близости, ни интимности, только вес чужого тела.

– Люблю и ненавижу! Но ты в любом случае проворонил свой шанс, глупое доисторическое ископаемое! – Она чмокнула меня в щеку. Это был прощальный поцелуй: нежный, мокрый, жестокий. Я попытался поймать взгляд Мартина; ход его мыслей был очевиден, шестеренки в голове крутились с бешеной скоростью.

Лиз вышла из комнаты, и я жестом показал, что она пьяна: мол, понятия не имею, что это было, не обращай внимания, она еле стоит на ногах. Заиграла песня Нила Даймонда, и Лиз, покачиваясь, побрела в гостиную на звуки музыки, будто забыла там что-то и решила вернуться.

– Во что ты ввязался, Джереми? – спросил Мартин.

– О чем ты?

Музыка стихла, потом заиграла снова. Рок-группа «REO Speedwagon». Из гостиной донесся смех Лиз, и меня охватило странное спокойствие: все вышло из-под контроля. Он расскажет Флисс, и мне больше не придется носить на плечах эту мрачную тайну. Я увяз в банальностях и продолжал лгать, сам не знаю почему. Словно отыгрывал роль в спектакле.

– Ты что, подумал… Ну, это же просто нелепость! Она мой ассистент, новенькая на кафедре. Сказать по совести, с вином не в ладах.

Я представил Флисс: вот она кормит собаку, закрывает дверь на запор, поднимается в спальню. «Ты же знаешь, эти проклятые фуршеты в академических кругах всегда безбожно затягиваются. Наверное, придется остаться там с ночевкой», – сказал я.

– Не вешай мне лапшу на уши, – отрезал Мартин. – Я давно знаю твою жену. Она заслуживает большего.

Лиз танцевала с мужчиной – тем самым наглецом, которого я пытался отогнать. «Вот так, – подумал я. – Вот и закончилась наша интрижка».

– Ты просто сволочь, Джереми, – сказал друг моей жены.

Много часов спустя – в те годы за руль можно было садиться даже после выпивки, на дворе стоял 1982-й – я на цыпочках вошел в дом; Милли выкарабкалась из корзинки мне навстречу, и я потрепал ее по голове, прошептал, что соскучился. Потом принял ванну, забрался в кровать – жена пробормотала что-то, жалобно и неразборчиво: то ли «Наконец-то ты дома», то ли «Там не было телефона?», то ли «Ты бросил меня одну». Я лежал рядом с женщиной, которая была совсем непохожа на ту, другую, но главное отличие состояло в том, что она была моей женой. Мне не спалось. Я ждал телефонного звонка, ждал, когда скользкий подхалим Коллингс раз и навсегда решит мою судьбу. Однако телефон не звонил. «Неужели пронесло?» – думал я, прислушиваясь к тихому, неровному дыханию жены.

Ларри, я даже не подозревал о том, какой финт выкинет Лиз девять дней спустя. Надо было насторожиться, предугадать, помешать? Но мы стали друг другу чужими. Когда новости разнеслись по университету, это оказалось такой же неожиданностью, как и смерть Алисы. В мой кабинет вежливо постучали, и на пороге показался коллега, один из тех немногих, кто был в курсе наших отношений с Лиз. На лице у него боролись сочувствие и презрение.

– Джереми, ты знаешь, что произошло?

Искренне твой,

Джереми

* * *

Открытка, отправленная Алисой Сэлмон, 17 августа 2009 г.

Дорогие ма и па!

Погода знойная, отель нормальный, еда отвратительная. Много сижу в бассейне и пью коктейли литрами. Мало сплю. Остров красивый (настояла на том, чтобы каждый день устраивать какое-нибудь «культурное» мероприятие). По цвету я больше похожа на вареного лобстера, чем на лосось. Здесь куча немецких туристов: папа, гордись мной, я еще ни разу не обсуждала с ними вторую мировую. Мы ведь ездили на Фуэртевентуру, когда я была маленькой? Девочки передают привет.

Люблю вас сильно-сильно!