Стивен Кинг. Король темной стороны - Вадим Эрлихман

Вебер открыл читателям много нового. Из переведенного им текста не исчезали абзацы и целые страницы, герои не меняли имена, а романы — названия. Появились даже — невиданное дело! — сноски, где разъяснялись непонятные термины. Все ценители единогласно считают его переводы самыми точными. Но в то же время, так сказать, не совсем «кинговскими». Слишком уж не похож переводчик на писателя — такой он трезвый, рациональный, здравомыслящий. В сносках, а порой и в тексте проглядывает его снисходительное отношение к кинговским страхам — «да ладно, все он выдумывает!» И к рок-музыке Вебер равнодушен, хотя к поэзии не глух. Прочтите хотя бы историю любви Роланда и Сьюзен из «Колдуна и кристалла» («птички и рыбки, медведи и зайки…»). Сентиментальные эпизоды удаются ему лучше саспенса, но для поздних романов СК это как раз неплохо. Нет, определенно, Вебер — лучший выбор, который способна предоставить Кингу наша оскудевшая переводческая элита.

Правда, не без ложки дегтя — забронзовев, Виктор Анатольевич стал допускать порой досадные ошибки (хоть и не мне, грешному, об этом говорить). В «Мешке с костями» Майк Нунэн вспоминает, как они с женой повесили на стену загородного дома голову мыши с колокольчиком на шее, дав ей имя Бантер. Этот колокольчик потом звякал, когда в доме появлялись призраки. Одни читатели возмущались извращенной фантазией писательской семейки, другие удивлялись, как колокольчик мог удержаться на «волосатой мышкиной шее» (бедный грызун!) А третьи сразу догададались, что переводчик просто спутал английские слова mouse и moose — в лесном Мэне гостиные часто украшают головой лося. Странно выглядит и взятый наугад из словаря перевод известнейшей испанской фразы Vaya con Dios (иди с Богом) как «подтрунивая над Богом» (это в последней «Темной Башне»). Примеры можно приводить и дальше, однако суть не в них. Самый лучший переводчик может ошибиться, но для этого существуют редакторы. А в АСТ на них, похоже, экономят не меньше, чем в покойном «Кэдмене».

На последних томах «Темной Башни» Вебер опробовал интересную новинку — «народный перевод». Он заключается в выкладывании оригинального текста в Интернет, где фанаты пытаются его перевести — с большим энтузиазмом и, конечно, бесплатно. После чего переводчик правит результат рукой мастера и ставит под ним свою фамилию. Это полезно и ему — экономятся усилия, — и людям, которые учатся читать любимого автора в оригинале, да и Кингу, романы которого в результате расцветают новыми красками. В общем, похоже, что будущие читатели еще долго будут говорить «Кинг», подразумевая «Вебер».

Отдельное «спасибо» Виктору Анатольевичу стоит сказать за титаническую работу — перевод четырех последних томов «Темной Башни». Три первых переводились целых четыре раза — некоей ремесленной бригадой, Феликсом Сарновым, Татьяной Покидаевой и загадочными Риной Ружже и Натальей Ачеркан. Их имена подозрительно похожи на вымышленные — например, фамилия «Ачеркан» будто специальтно придумана для редактора. Два последних перевода давно уже разделили поклонников эпопеи на враждующие лагеря, продолжив вечный спор приверженцев духа и буквы. При этом никто не назовет любой из них плохими. Вот знаменитое начало «Стрелка» в варианте Ружже-Ачеркан: «Человек в черном спасался бегством через пустыню, а стрелок преследовал его. Пустыня была апофеозом всех пустынь: бескрайняя, она тянулась во все стороны, должно быть, на целые парсеки, смыкаясь с небом. Слепящая безводная белизна, ровная, если не считать гор, которые туманной дымкой вырисовывались на горизонте, да бес-травы, приносящей сладостные грезы, кошмары, смерть. Дорогу указывали редкие надгробия дорожных знаков — некогда этот прорезающий толстую корку солончака тракт был большаком, по которому следовали дилижансы. Но мир сдвинулся с места и обезлюдел».[60]

А вот тот же абзац в переводе Покидаевой, вышедшем годом позже в харьковской «Дельте»: «Человек в черном пытался укрыться в пустыне, а стрелок преследовал его. Пустыня эта, — апофеоз всех пустынь, — громадная, растянулась до самого неба на долгие парсеки по всем направлениям. Белая, слепящая, обезвоженная и безликая; только мутное марево горной гряды — размытый набросок на горизонте — да сухие пучки бестравы, что приносит и сладкие сны, и кошмары, и смерть. Редкий надгробный камень был указателем на пути, а узенькая тропа, петляющая по щелочному насту — вот и все, что осталось от столбовой дороги, где когдато давным-давно ходили дилижансы. С тех пор мир сдвинулся с места. Мир стал пустым».[61]

Для желающих приведу оригинальный текст: «The man in black fled across the desert, and the gunslinger followed. The desert was the apotheosis of all deserts, huge, standing to the sky for what might have been parsecs in all directions. White; blinding; waterless; without feature save for the faint, cloudy haze of the mountains which sketched themselves on the horizon and the devil-grass which brought sweet dreams, nightmares, death. An occasional tombstone sign pointed the way, for once the drifted track that cut its way through the thick crust of alkali had been a highway and coaches had followed it. The world had moved on since then. The world had emptied».

Легко убедиться, что Покидаева точнее передает суховатый речитатив кинговского повествования, зато ее соперницы увереннее чувствуют себя в русском языке. «Сладостные грезы, кошмары, смерть» в этом контексте звучит куда лучше альтернативного варианта — да и к оригиналу ближе, если на то пошло. Точно так же противостоят друг другу переводчики «Властелина колец» — буквалисты Григорьева и Грушецкий против «фантазеров» Муравьева и Кистяковского. И большинство поклонников почему-то предпочитает вторых. Ружже-Ачеркан «прокололись» только в одном — они назвали четвероногого участника ка-тета Роланда Чиком (от «маль-чик»). Это, конечно, хуже, чем покидаевский ушастик-путаник Ыш («мал-ыш»), и не случайно Вебер, продолжая эпопею, выбрал именно второй вариант. Говорят, сейчас он лелеет мечту перевести заново первые три романа «Темной Башни». И это хорошо — переводы СК, как и все сущее, способны развиваться лишь в борьбе противоположностей.

Я, как и большинство коллег из «второй волны» переводчиков, давно забросил это любимое когда-то дело. При нынешней суматошной жизни перевод худлита может быть профессией, но не хобби, поскольку требует времени и погружения в текст. К тому же авторов, подобных Кингу, мне больше не встретилось — а ведь были и Баркер, и Страуб, и Маккаммон, и Симмонс, не говоря уже о безвестных халтурщиках. Говорят, переводчик вкладывает душу в каждого из своих авторов, но верно и обратное. Частица души СК оставалась со мной много лет, не покидает и сейчас — потому и появилась эта книга.

«Каждый пишет, как он дышит» — утверждал когда-то поэт. Остается понять, чем дышит Стивен Кинг, когда сочиняет свои романы. Уже больше четверти века он делает это исключительно в двух местах: в бангорском особняке и на даче в Сентер-Ловелле. И там, и тут все сделано по вкусу писателя — для него устроены почти одинаковые кабинеты-студии на втором этаже. По стенам — полки с книгами и компакт-дисками. У окна большой письменный стол с верным «Макинтошем». Еще в комнате присутствуют мощная стереосистема, столик с парой кресел для гостей и большой чайник. После аварии Кинг по требованию врачей и жены надолго бросил курить и восполнял недостаток допинга литрами холодного чая. Потом, правда, закурил снова.