Слишком много и всегда недостаточно - Мэри Л. Трамп

Встреча с Джоном Бэрри была еще менее продуктивной, чем поездки в Атлантик-Сити.

«Что вы мне можете рассказать?»

Он закатил глаза.

Наконец Дональд сообщил, что его издатель хочет со мной увидеться. Мы договорились встретиться за ланчем, и я явилась в ресторан, думая, что мы с ним собираемся обсуждать следующие шаги. Это было дорогое модное место в Мидтауне, и мы сидели за маленьким узким столом рядом с кухней.

Без долгого вступления издатель сообщил, что Random House хочет, чтобы Дональд нанял кого-нибудь более опытного.

«Я уже некоторое время этим занимаюсь, – сказала я, – и думаю, что достигла определенного прогресса. Проблема в том, что я не могу добиться, чтобы Дональд сел и дал мне интервью».

«Никто и не ожидает, что вы, первый раз сев за пианино, сможете исполнить концерт Моцарта», – сказал издатель, как будто я только вчера выучила алфавит.

«Дональд говорит, что ему нравится то, что я уже написала», – парировала я.

Издатель посмотрел на меня так, как будто я только что подтвердила правоту его слов. «Дональд ничего из этого не читал», – сказал он.

На следующий день я зашла в офис, чтобы очистить свой стол и передать все, что могло пригодиться моему будущему сменщику. Я не была расстроена. Меня даже не огорчило, что Дональд нашел кого-то другого, чтобы уволить меня. Проект зашел в тупик. И потом, после всего того времени, что я провела в его офисе, я по-прежнему не представляла, что такого выдающегося он на самом деле совершил.

Мы сидели за тем же столом в Мар-а-Лаго, где за пару лет до этого состоялся мой ланч с Дональдом и Марлой. Семья начала приезжать туда на Пасху. Дедушка обернулся к бабушке, указал на меня, улыбнулся и спросил: «Кто эта милая леди?»

Он повернулся ко мне: «Ну разве вы не милы, леди?»

«Спасибо, дедушка», – ответила я.

Бабушка выглядела расстроенной. Я сказала, чтобы она не волновалась. Я уже заметила, что люди, которых мой дед знал десятилетиями, стираются из его памяти: его младшие внуки, водитель. Его новое прозвище ко мне прилипло, и он называл меня «милой леди» вплоть до последней стадии своей болезни. Он произносил это мягко и с видимой добротой; он был очень ласков со мной после того, как забыл, кто я такая.

«Ну же, пап». Роберт сделал шаг, но дедушка не сдвинулся с места. Он смотрел на толпу людей на торжестве, устроенном в их с бабушкой честь, и в его глазах застыло выражение откровенной паники, как будто он внезапно утратил представление о том, кто здесь кто и что он сам здесь делает. До этого момента я видела деда высокомерным, раздраженным, злым, удивленным и самодовольным. Выражение страха было новым и тревожащим. Единственный раз, когда я прежде видела его выбитым из колеи, был после того, как Дональд взял его играть в гольф – хобби, на которое Дональд тратил непомерное количество времени, к чему у Фреда не было претензий (при том, что он в приятном времяпрепровождении смысла не видел). Я была в Доме, когда они пришли с поля, и с трудом узнала его. На них обоих была одежда для гольфа – дед был в голубых брюках, белом кардигане и белых туфлях в тон. Я впервые видела его в чем-то, кроме строгого костюма. Он никогда не выглядел таким напряженным и неуверенным в себе.

Сначала он приобрел обыкновение все терять и периодически забывать слова или тему разговора, а затем нарушилась его способность узнавать знакомые лица. Понять, насколько ты ценен в глазах деда, можно было по тому, насколько долго он тебя помнил. Не знаю, помнил ли он папу, потому что при мне – за все годы после его смерти – он ни разу не упомянул о нем.

Мэриэнн следила за тем, чтобы Дэвид, к тому времени ставший практикующим психологом, сопровождал моего деда на все медицинские осмотры и неврологические освидетельствования, надеясь таким образом закрепить его в памяти моего деда, но очень скоро тот стал называть Дэвида просто «доктором».

Я стояла с Мэриэнн и дедом у бассейна в Мар-а-Лаго, когда он указал на меня и сказал своей дочери: «Разве она не милая леди?» Прошел уже год или около того с тех пор, как он впервые дал мне это прозвище.

«Да, пап», – ответила Мэриэнн. Она устало улыбнулась.

Он внимательно на нее посмотрел и, как если бы только что об этом подумал, спросил: «А ты кто такая?»

Ее глаза увлажнились, как будто от удара. «Папа, – мягко ответила она, – я Мэриэнн».

«Хорошо, Мэриэнн». Он улыбнулся, но ее имя для него уже ничего не значило.

Дональда он не забыл.

Роб, при невыясненных обстоятельствах оставивший свой пост президента казино Trump Castle (печально знаменитого тем самым выкупом фишек на три с лишним миллиона долларов), во время госпитализации моего деда в 1991 году подменил его в Trump Management, да так там и остался. Для Роберта это было славной работенкой. В дополнение к миллионам долларов, получаемым им ежегодно просто в силу того факта, что он был одним из живущих детей Фреда, ему также платили полмиллиона долларов в год за работу, требующую минимальных навыков и напряжения. Это была именно та должность, для которой готовили Фредди, а затем и Дональда, и от которой каждый из них по-своему отказался.

Фред по-прежнему приходил в офис каждый день и сидел за своим столом до тех пор, пока не приходило время идти домой, но фактически (если и не формально) именно Роб руководил этим хорошо смазанным, самоокупающимся механизмом, который он часто называл «дойной коровой».

У дедушки был плохой день. Мы почти все собрались в библиотеке, когда он спустился с лестницы – со свежепокрашенными бровями и усами, в парике набекрень, но в безупречном костюме-тройке.

Цвет волос и парик были недавним новшеством. Мой дед всегда относился к своей внешности серьезно и сетовал на то, что начинает лысеть. Но сейчас голова с шапкой волос придавала ему слегка неопрятный вид. Замечаний по поводу парика никто не делал, но окрашивание волос вызывало в семье изрядную обеспокоенность, особенно когда приходилось показываться на публике. Дедушка часто передерживал на волосах свою дешевую аптечную краску, отчего брови и усы его приобретали шокирующий оттенок фуксии. Когда он присоединился к нам в библиотеке, явно гордый тем, что сделал, бабушка сказала: «О боже, Фред».

«Папа, бога ради!» – закричал на него Дональд.

«Твою мать», – шепотом выругался Роб.

Мэриэнн, дотронувшись до его руки, произнесла: «Папа, больше так не делай».

Он стоял у своего любимого диванчика, когда я вошла в библиотеку.

«Привет», – сказал он.

«Привет, дедушка. Как дела?»

Он посмотрел на меня и потянулся за бумажником, настолько туго набитом купюрами, что я постоянно удивлялась, как тот помещается в его кармане. В нем он также хранил фотографию полуобнаженной женщины, и на секунду я испугалась, что он собирается показать ее мне, как он сделал, когда мне было двенадцать.