Ни о чем не жалею - Даниэла Стил

Была ли она такой плохой, как говорила Элоиза, или все-такинет? Кто был виноват — она, или мать, или все они? Они ли исковеркали ей жизнь,или это она отравила существование матери и оттолкнула отца?

Но даже сейчас Габриэла не могла ответить ни на один из этихвопросов.

В августе Габриэла присоединилась к группе молодых девушек,которые изъявили желание вступить в орден и проходили первый этап подготовки.Послушницами они считались чисто формально. Но их все равно переодели в длинныебелые платья с синей полосой на подоле, которые им предстояло носить в течениегода — до тех пор, пока они не станут новициантками. Новициат длился два года,после чего послушницы давали временный обет и вступали в период двухлетнеймонастырской подготовки. В конце ее их ждали вечный обет и окончательноепострижение.

Вся подготовка занимала пять лет — больше, чем учеба вуниверситете, — но Габриэлу это не страшило. Стать монахиней было еедавнишней мечтой, и она была уверена, что ничто не помешает ей добиться своего.

Будущим послушницам часто поручали множество самых разныхдел. Часто приходилось выполнять тяжелую, однообразную, а то и просто грязнуюработу. Габриэле все это было хорошо знакомо. Ни одно дело не могло вызвать вней ни отвращения, ни протеста, ни показаться унизительным. Все послушания онаисполняла старательно, чуть ли не с радостью. Руководительница группыкандидаток не раз говорила матушке Григории и наставнице новицианток сестреИммакулате, что гордится Габриэлой.

Впрочем, Габриэла уже и не была Габриэлой. При вступлении вгруппу кандидаток ей дали имя Бернадетта.

Остальные девушки звали ее просто «сестра Берни».

Всего кандидаток было восемь. И все было бы славно, но однаиз них постоянно пререкалась с Габриэлой, спорила и даже пыталась поссорить еес другими девушками. Она постоянно жаловалась на Габриэлу наставнице группы иговорила, что считает ее излишне самоуверенной и заносчивой. Особенно еезадевало, что Габриэла была как родная всем монахиням и старшим послушницам.Наставница, вздохнув, объяснила юной скандалистке, что Габриэла прожила вмонастыре большую часть своей жизни, так что немудрено ей чувствовать себя таксвободно. Тогда немедленно последовало обвинение в суетном тщеславии: «своимиглазами видела», как за неимением зеркала Габриэла любуется своим отражением воконном стекле. По мнению молодой неофитки, сие было верхом легкомыслия.

— Быть может, сестра Берни просто о чем-тозадумалась, — возразила ей наставница.

— О своей внешности, — мрачно буркнула кандидатка,которую звали сестра Анна. Сама она была не слишком хороша собой, и это недавало ей покоя. Прежде Анна жила в Вермонте и даже была помолвлена.Нашелся-таки молодой человек, обративший внимание на невзрачную, угловатуюдевушку со слегка угреватым лицом. Решение уйти в монастырь восемнадцатилетняяАнна (словно в насмешку носившая тогда имя Джульетта) приняла, когда засчитанные дни до свадьбы жених разорвал помолвку. Наставница молодых послушницчасто задумывалась, выйдет ли из нее настоящая монахиня. На ее памяти былонесколько случаев, когда поспешно принятое решение не приносило пользы.

Что касалось Габриэлы, то тут у сестры Эммануэль никакихсомнений не было. Весь монастырь был совершенно уверен, что Габриэла нашла своеистинное призвание.

Сама она была бесконечно счастлива и откровенно гордиласьсвоим новым статусом. Ее рвение порой заставляло подтянуться тех монахинь,которые не всегда относились к своим обязанностям должным образом.

К Рождеству Габриэла приготовила всем подарок.

Еще летом она написала трогательную святочную историю омаленькой девочке, которая целый год, собирала в лесу хворост, чтобыСанта-Клаусу было чем отапливать свое холодное лапландское жилище. Габриэлепотребовалось около полугода, чтобы перепечатать ее на стареньком монастырском«Ундервуде» и сделать двести маленьких книжечек в красочных обложках, длякоторых она использовала рождественские открытки. За завтраком в первый деньРождества каждая из монахинь нашла рядом со своей тарелкой одну такую книжечку.

— Опять она выпендривается!.. — Это восклицаниесестры Анны прозвучало достаточно громко, чтобы его услышали все. Непримиримаяпротивница Габриэлы, не прикоснувшись к завтраку, пулей вылетела из трапезной,на бегу швырнув подарок в мусорную корзину. Это был совсем не рождественскийпоступок. Габриэла огорчилась, но, не желая портить сестрам праздник, сделалавид, будто все в порядке.

После завтрака Габриэла все же пошла в комнату сестры Анны ипопыталась поговорить с нею. Но сестра Анна была настроена весьма воинственно.

— Ты, должно быть, воображаешь, что раз тебя тут всезнают, значит, ты чем-то лучше остальных кандидаток! — резко выкрикнулаАнна. — Так вот, заруби себе на носу: ты ничем не лучше нас, и если бы тытак не выпендривалась и не старалась пустить всем пыль в глаза, ты была быгораздо лучшей послушницей! Тебе не приходило в голову, что бог не любит тех,кто воображает о себе невесть что?..

Эти слова полетели прямо в лицо Габриэле. Она неожиданноподумала о том, что Анна поразительно похожа на ее собственную мать. Та тожестремилась сделать Габриэле как можно больнее. Правда, Элоиза большедействовала кулаками или ремнем, однако ее ругательства и обвинения били неслабее палки. Слова сестры Анны врезались в сердце Габриэлы как нож.

Сдерживая слезы, она вышла, а вечером отправилась к матушкеГригории, чтобы поговорить с ней С глазу на глаз.

— Быть может, сестра Анна права? — спросила она,вкратце рассказав настоятельнице суть дела. — Быть может, я действительнослишком задираю нос и важничаю перед другими? Ведь как легко не заметитьсобственной гордыни. Наверное…

Но матушка Григория не дала ей договорить. Она сразу поняла,в чем дело, и постаралась убедить Габриэлу, что сестра Анна попросту завидуетей.

Однако и после этого случая отношения между Габриэлой имолодой девушкой из Вермонта нисколько не улучшились. Сестра Анна как будтозадалась целью всячески порочить Габриэлу при каждом удобном и неудобномслучае. Она постоянно жаловалась на нее, делала ей замечания по каждому поводу,высмеивала ее промахи — как действительные, так и воображаемые, и вообщедоставляла ей всевозможные неприятности. В конце концов Габриэла, неотличавшаяся избытком уверенности в своих силах, решила, что сестра Анна вчем-то должна быть права. Ну кто, в самом деле, станет возводить на неенапраслину? Да и с чего бы это? Габриэла снова начала сомневаться в том, чтоона достойна быть монахиней. К весне она была уже твердо уверена в том, чтосовершила страшную ошибку. Слава богу, сестра Анна вовремя открыла в нейстрашные пороки, от которых она обязана избавиться прежде, чем ее примут ворден.

В том, как сестра Анна преследовала и изводила ее, былочто-то до боли знакомое, однако Габриэла уже не способна была рассуждатьздраво. Как когда-то давно, все ее помыслы сосредоточились на собственной винеи порочности. Дело дошло до того, что, стоя однажды на исповеди, она призналасьсвященнику, что сомневается в том, в чем еще недавно была совершенноуверена, — в правильности выбранного пути.