Спящая красавица - Филипп Марголин

Муниципальный парк "Трайон-Крик", в юго-западной части Портленда, примыкал к студенческому городку Юридической школы имени Льюиса и Кларка. Через поросшую лесом территорию пролегали походные маршруты. В дневное время парк был излюбленным местом для прогулок влюбленных и пробежек трусцой. Сейчас, в десять вечера, в парке было темно, и автостоянка пустовала, если не считать разбитого грузовика, припаркованного в том месте, от которого начиналась одна из туристских троп.

Норман поставил машину неподалеку от грузовика, вышел и немного прогулялся, чтобы осмотреться. Вечер теплый, и Норман был только в футболке и джинсах. Приблизив лицо вплотную к стеклу кабины грузовика, он внимательно вгляделся и убедился, что грузовик пуст.

– Спенсер! – окликнул его голос со стороны леса, где начиналась тропа.

Обернувшись, Норман заметил человека, стоящего в тени в глубине тропы. Он сделал несколько шагов вперед, и фигура тоже отодвинулась, растаяв в темноте. Норман решил вести себя осторожнее, но его потребность выяснить, что случилось с Кейси, победила здравый смысл. Он двинулся по тропинке, но человек исчез. Норман остановился, озираясь. Голос снова позвал его, теперь он раздавался уже из глубины.

Норман вглядывался в темноту.

– Эй, мне надоело играть в прятки! Если у вас есть что сказать, выходите и скажите.

Ответа не последовало. Нормана охватила злость. Он понимал, что ему следует сесть в машину и уехать, но не хотел, чтобы жестокий шутник решил, будто он напуган. Поэтому он направился дальше по тропе, надеясь захватить неизвестного врасплох. Неожиданный удар бейсбольной битой обрушился ему на голень, сшибая с ног. Боль была адская. Норман опрокинулся на землю, сильно ударившись головой, и лежал в грязи, оглушенный. Второй удар обрушился ему на плечи.

Норман попытался встать, но новые удары пригвоздили его к земле. Сквозь красный туман он мог видеть своих налетчиков. Их трое, и у двоих в руках бейсбольные биты. Третий шагнул вперед и нанес Спенсеру жестокий удар ногой по ребрам. Норман услышал, как внутри у него что-то хрустнуло. Электрический разряд боли обжег его, и на миг он потерял сознание. Когда же мир вновь начал прорисовываться, выплывая из марева боли, Норман увидел сидящего рядом на корточках Майлза Ван Метера. Ухватив Нормана за волосы, он приподнял его голову. Лицо Майлза было искажено яростью.

– Ты обрюхатил мою сестру, сволочь, но тебе в жизни не видать ни ее, ни ее маленького ублюдка! Если хоть раз еще осмелишься подойти к ней, то сегодняшняя встряска покажется тебе райским наслаждением!

И Майлз обрушил кулак прямо в лицо Норману, ломая нос. Потом поднялся и кивнул своим. Подошедшие двое принялись избивать Нормана битами и молотили до тех пор, пока он не вырубился.

Норман едва заставил себя доехать до ближайшей больницы, где ему сообщили, что у него сломаны два ребра, раздроблена кость голени и вдобавок сотрясение мозга. Когда Нормана немного подлечили, родители забрали его домой. Нос сломан, нога в гипсе, грудная клетка туго стянута, лицо – сплошной фиолетово-желтый синяк, а голова разламывается от боли.

Следующую неделю Норман был прикован к постели и имел много времени для размышлений. Он ужасно переживал по поводу беременности Кейси. Конечно, в большинстве случаев они принимали меры предосторожности, но раз или два, в пылу страсти, пренебрегли ими. Теперь ей придется заплатить за их общую ошибку собственной молодостью. Первоначальным побуждением Норма было поступить, как подобает честному человеку, то есть жениться на Кейси. Вскоре он понял, что лишен такой возможности. Как он мог сделать предложение, когда она даже не желала с ним разговаривать? Конечно, ему хотелось бы верить, что всему виной ее семья, это они стараются их разлучить, однако более вероятным представлялось, что он был для Кейси лишь мимолетным увлечением, объектом летней интрижки. Действительно, она никогда не проявляла особых признаков привязанности. Теперь, когда у него было время поразмыслить над всем этим, он осознал, что в общем-то их мало что связывало, кроме секса. Несколько раз Норман пытался сказать, что любит ее, но она поднимала его на смех. И сама никогда даже не заикалась о любви.

Однажды, читая газету "Орегониэн", Норман впервые осознал, что будущий ребенок не просто абстракция. Он проглядывал газету в поисках комиксов, когда в глаза ему бросилось "Кейси Ван Метер". В колонке светских новостей упоминалось, что она собирается провести осенний семестр в Европе. Первой мыслью Нормана было, что она решила сделать аборт. Он похолодел и опечалился. Ему вдруг пришло в голову, что их ребенок был бы немного похож на него. Норман был молод и никогда прежде не мыслил масштабно, но тут вдруг ему явилась идея бессмертия. Ребенок – это бессмертие. Он будет нести в себе твои гены после того, как самого тебя уже не будет на свете. Если Кейси сделает аборт, то какая-то совершенно ощутимая частица Нормана погибнет.

Порассуждав еще немного, Норм решил, что Генри Ван Метер как истинный католик не позволит дочери делать аборт. Однако он с трудом представлял, что Кейси откажется от своих жизненных планов, расстанется с мечтами о карьере и пожелает растить ребенка – зная, как все это получилось. Наиболее вероятным казалось, что она намеревается родить в Европе, чтобы здесь об этом никто не узнал. Затем ребенка отдадут на усыновление. Это показалось Норману неправильным и несправедливым. Он не хотел, чтобы его дитя воспитывали чужие люди.

* * *

Если судить по внешнему виду, то адвокат Кен Филипс был из тех юристов, к чьим услугам вы прибегли бы в последнюю очередь. Ничто в этом лысом пузатом коротышке с запущенной седеющей бородой и в мятой одежде не наводило на мысль о его блестящих способностях и успехах. Контора Филипса была маленькая, обставлена подержанной мебелью, которую он приобрел в те времена, когда четырнадцать лет назад начинал собственный бизнес. На стенах не было газетных вырезок, кричащих о его победах в зале суда, а вместо дипломов в рамочках висели первые дошкольные рисунки его детей да набор фотопейзажей орегонского побережья, сделанных его женой.

Гиблые дела были коньком Филипса. Едва получив диплом юриста, он уехал в южные штаты. То были самые трудные и мрачные годы движения за гражданские права, и Кен Филипс стал представлять там права чернокожих в истерзанных насилием кампаниях по регистрации избирателей. Во время войны во Вьетнаме он был для участников антивоенного движения первой линией судебной обороны. Когда же Кен Филипс не был вовлечен в политику, он зарабатывал на жизнь – и неплохо зарабатывал – как адвокат, специализирующийся на судебных исках по поводу причинения физического и прочего ущерба частным лицам.

– А как сейчас выглядит тот, другой, парень? – спросил Филипс, как только секретарь вышел, оставляя их с Норманом наедине.

– Гораздо лучше, чем я.

Когда Филипс смеялся, его тело сотрясалось, как у Санта-Клауса.

– Значит, вы хотите, чтобы я возбудил иск против этих ублюдков?

– Я просто хочу задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете. Но больших денег у меня нет.