Гипнотизер - Андреас Требаль

Граф, грациозно взмахнув тросточкой, указал направление следования. Путь вдоль меланхолично-задумчивого канала Сен-Мартен означал бегство от городской суматохи. Граф признался мне, что, как ни странно, но здесь лучше думается о вечном, он открыл это место всего лишь пару месяцев назад.

— Официальное предназначение канала — водоснабжение, но, согласитесь, какой покой снисходит здесь на вас. Вы не находите? Здесь так хорошо размышляется на тему Монтеня. Взять, например, такую его незамысловатую фразу: «Нельзя слишком уж самоуверенно трактовать веление Божье». За этим словом «самоуверенно», месье Петрус, кроется целая философия. Монтень выступает против нашей склонности рассматривать все события, завершившиеся благоприятным для нас исходом, как веление Божье. Я согласен с ним, но хочу лишь добавить, что с ничуть не меньшей самоуверенностью мы склонны и неблагоприятные для нас события также рассматривать по этому шаблону — в чем я убедился на собственном опыте.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Граф, остановившись, испытующе посмотрел на меня.

— Вы готовы разделить мои воззрения и не собираетесь отмести их как слишком уж эксцентричные? Да-да, вполне возможно, мне ваша помощь и понадобится. Пока что месье Ролану предстоит решить одну весьма важную проблему. Сказать вам больше мне в данный момент не позволяют обстоятельства, вернее, как раз то, что Монтень обозначил как веление Божье. Но я благодарен вам, месье Петрус. Вы предложили помощь, и я надеюсь, мне наверняка придется ею воспользоваться.

Перейдя через людный мост, мы некоторое время наблюдали за ловлей раков. Оказывается, и на канале Сен-Мартен обстановка отнюдь не всегда идиллическая. Вот зарычала собака, рычание тут же сменилось повизгиванием, а затем и оголтелым лаем. Кто-то в отдалении визгливо завопил, затем последовал взрыв грубого смеха — неподалеку резвилась компания мальчишек-подростков. Затрапезно одетые парняги обступили загончик из четырех досок, сооруженный вокруг ствола одной из росших вдоль канала лип. Тут же стояла ручная тележка, на ней клетка, полная крыс.

— Месье Петрус, давайте-ка понаблюдаем, если вы не против.

— Признаюсь, вы меня удивляете, граф. Вы, оказывается, готовы транжирить время на созерцание подобных мерзостей?

— Жизнь — молох временного совпадения событий. И нам ежедневно приходится сталкиваться, так сказать, с материальным воплощением этого тезиса, мой дорогой гроссмейстер Ордена внушателей. Не стану спорить, я субъект, временами мыслящий, вкушающий еду и рассуждающий исключительно по-графски, не говоря уж о свойственном моему сословию тяготении ко всякого рода эстетическим наслаждениям, но иногда я иду вразрез с предписаниями. И переключаю внимание на явно не свойственные моему сословию зрелища. На сей раз это травля крыс. На прошлой неделе было созерцание тюремного двора Консьержери. Поглядеть на этих несчастных, переполненных взаимным недоверием, за тем, как они бросают на тебя и друг на друга эти неповторимые злобные взгляды исподтишка, поверьте, весьма и весьма занимательно. В особенности если ты перед этим часами грезишь о неповторимых глазах своей дочери.

Граф нетерпеливо стукнул тростью о тротуар. Из-за шума, сопровождавшего жестокое зрелище, мы друг друга не слышали. В загон, где находился бульдог, высыпали очередную порцию крыс. Серые грызуны суетливо тыкались мордочками в перегородку, подергивая хвостами. Собака проворно взялась за дело, переламывая хребет крысам одной за другой. Надо сказать, что и псу досталось на орехи — ухо его было разодрано, морда в кровавых царапинах. Но я не испытывал к этой откормленной твари ровным счетом никакого сострадания. Оно принадлежало крысам, и я от всей души желал, чтобы они сбились в стадо и загрызли бы пса. Жаль, их было маловато. Крысы с визгом жались по углам или же пытались взобраться по стволу. Но побега не получалось — двое парней смахивали особо ретивых веником из прутьев.

— Эй вы! Вы явно играете на собаку. Взяли бы да сыпанули еще ящик их ей на голову. Это было бы куда справедливее.

— Ладно, будь по-вашему.

Голос этого парня звучал совершенно бесстрастно, будто ему предложили притащить еще один ящик с фруктами. Подойдя к тележке, он ухватил обе остававшиеся клетки и высыпал их в загон. Граф с признательностью взглянул на меня, только я особого довольства не испытывал. Именно я отрядился на роль дирижера этим триумфом жестокости. Что такое со мной? Может, все это по милости аббата? Где был я, прежний мягкосердечный я?

Десятки обезображенных трупиков грызунов, одуряющий запах свежей крови — все это было отвратительно. Три десятка крыс отчаянно сражались за жизнь, и вот самая крупная из крыс, вкарабкавшись на спину бульдогу, вонзила крохотные, но острые клыки ему в шерсть. За ней последовала еще одна, потом и третья впилась зубами псу в ухо. С последней пес разделался одним махом — мотнув головой, он расплющил крысу о ствол, но в этот миг четвертая вонзилась ему в губу. Собака взвыла от боли, прижалась израненной челюстью к земле и так сломала крысе хребет. Зверек, конвульсивно подрагивая, лежал на земле, а бульдог ударом лапы по брюшку, решил ее участь, но она и после этого еще жалостливо повизгивала некоторое время. Когда одна из крыс вцепилась зубами бульдогу в репродуктивный орган, это послужило для остальных грызунов сигналом к началу решительной атаки. Бейтесь до конца! Рвите его зубами! И животные рвали зубами своего истязателя, вцепляясь в шкуру, где только можно. Пес извивался, опрокидывался на спину, бешено вращая побелевшими от боли, ужаса и ярости глазами. Пара крыс добралась до его глотки, еще одна пыталась разгрызть псу нос.

— Жером! Черт тебя возьми! Ты что же, так и поддашься им? Околеть захотел? Это же позор!

Не раздумывая долго, он ступил в загон и черенком метлы стал приканчивать остававшихся крыс. Грызуны с застрявшей меж клыков собачьей шерстью покорялись судьбе. Загон затих. Собака, надсадно дыша, лежала на боку и жалобно повизгивала.

— Дурацкая была идея, месье. Они чуть было не загрызли моего Жерома.

— Вот, значит, как, — отмстил я, думая совершенно о другом, и извлек на свет брегет. — Взгляни-ка вот на эти часики, а потом мне в глаза.

— Чего это?

— Слышал когда-нибудь о гипнозе?

— Нет.

Окинув взором его приятелей, я улыбнулся. Парни, явно заинтересовавшись, обступили меня и графа, наблюдая за своим товарищем, который пристально глядел на часы.

— Как тебя зовут?

— Аристид.

— Аристид. Благородное имя. Так вот, Аристид, слушай меня внимательно. Я хочу сейчас продемонстрировать тебе и твоим друзьям, что такое гипноз. Согласен?

— Согласен.

— Ничего тебе не грозит. К тому же ты тут не один, а с друзьями.

— Ага.

Я пристально посмотрел на Аристида и пару секунд спустя спрятал часы. Он был из легко внушаемых, судя по его недоуменному помаргиванию.

— Здесь не холодно, Аристид, тебе не кажется? Признайся — твои руки и ноги согрелись, а с закрытыми глазами тебе вообще куда лучше, не так?