Красная мельница - Юрий Мартыненко

Несмотря на то, что следствие было официально закончено 9 июня 1937 года, арестованных продолжали допрашивать и вымогать показания на очередных жертв. Так, 10 июня от Примакова получили показания, компрометирующие трех членов суда: Каширина, Дыбенко и Шапошникова. Тухачевского в последний раз допрашивали рано утром 11 июня – в день суда.

И вот Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР на закрытом заседании в Москве вынесло приговор по фальсифицированному делу об “антисоветской троцкистской военной организации в Красной армии”. В 23 часа 35 минут был оглашен приговор. К расстрелу приговорили восемь крупнейших советских военачальников: Тухачевского Михаила Николаевича, бывшего заместителя наркома обороны СССР, Корка Августа Ивановича, бывшего начальника академии имени Фрунзе, Якира Иона Эммануиловича, бывшего командующего войсками Киевского военного округа, Уборевича Иеронима Петровича, бывшего командующего войсками Белорусского военного округа, Путну Витовта Казимировича, бывшего военного атташе СССР в Великобритании, Эйдемана Роберта Петровича, бывшего председателя Центрального Совета Осовиахима, Примакова Виталя Марковича, бывшего заместителя командующего ленинградским военным округом, Фельдмана Бориса Мироновича, бывшего начальника Управления по начсоставу РККА. На следующий день – 12 июня – приговор был приведен в исполнение.

Через несколько дней после расстрела нарком обороны Ворошилов в узком кругу рассказывал, что во время казни обреченные на смерть выкрикивали: “Да здравствует Сталин!”, “Да здравствует коммунизм!”

Вскоре после процесса большую группу работников НКВД во главе с Ежовым наградили орденами.

Нет нужды говорить, что в РККА не существовало никакого “военно-фашистского заговора”, что идея “вычистить” армию принадлежит Сталину (военные для диктатора – самая большая опасность), что нужные показания выбивались угрозами и пытками.

Более того, как выяснилось спустя много лет, сфальсифицированы были даже протоколы суда: после туда вносили слова и предложения, которые подсудимые не произносили. Суд даже не потрудился устранить противоречия в показаниях, не истребовал никаких объективных документальных свидетельств, не вызвал никаких свидетелей и так далее. На прямой вопрос Блюхера, как же конкретно Якир собирался организовать поражение авиации Красной армии в будущей войне, Якир ответил: “Я вам толком не сумею сказать ничего, кроме того, что написал следствию”. Обвинение целиком строилось на показаниях самих подследственных. Между прочим, отстаивание Тухачевским и другими подсудимыми концепции ускоренного формирования танковых соединений за счет сокращения численности кавалерии и расходов на нее рассматривалось на суде как вредительская акция.

Вероятно, уничтожение всего цвета Красной армии стало одной из причин нападения Гитлера на СССР. Кроме того, процесс потряс всю страну, а особенно армию. Полная неожиданность ареста и привлечения к суду еще вчера восхваляемых героев Гражданской войны, беспощадность приговора, немедленное приведение его в исполнение – все это не могло не сказаться самым губительным образом на сознании миллионов командиров и красноармейцев. Все боялись даже собственной тени, боялись “высовываться”, отучились принимать собственные решения.

В довоенные года из 80 тысяч кадровых командиров и политработников погибло 35 тысяч. Из 5 маршалов было уничтожено 3, из 16 командармов 1-го и 2-го рангов – 15, из 67 комкоров – 60, из 199 комдивов – 136, из 397 комбригов – 221, из 4 флагманов флота – все четыре, из 6 флагманов 1-го ранга – все 6, из 15 флагманов 2-го ранга – все 10, все 17 армейских комиссаров 1-го и 2-го ранга, из 29 корпусных комиссаров – 25… Было уничтожено генералов в 3 раза больше, чем их погибло в Великую Отечественную.

Из-за чисток командиры взводов становились командирами батальонов, а то и полков, командиры батальонов и полков командовали дивизиями, в военных академиях вместо арестованных преподавателей лекции слушателям 1-го курса читали слушатели 2-го курса.

Жестокой была расправа и над семьями “врагов народа”. Семья Тухачевского: жена – расстреляна, два брата – Александр и Николай – тоже расстреляны, три сестры и дочь отправлены в лагеря, четвертую сестру выслали из Москвы, и она бесследно исчезла. Мать Мавра Петровна умерла в ссылке. Арестованы были даже две бывшие жены Тухачевского.

В 1939 году фельдмаршал фон Бок писал: “С русской армией можно не считаться как с военной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее дух, превратили ее в инертную машину”. В 1940 году генерал Франц Гальдер пометил в дневнике: “Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1933 году”.

Нам неизвестно и останется неизвестным, как бы воевали в 1941 году Тухачевский, Примаков и другие, погибшие позже – Блюхер, Белов, Дыбенко. Но можно смело утверждать: не будь 1937 года, не было бы, вероятно, и лета 1941-го.

Как бы там ни было, конечный результат устроил и Москву, и Берлин: Сталин уничтожил возможную оппозицию в среде военных, а Гитлер чужими руками обезглавил нашу армию, что стоило нам потом почти четырех лет войны и десятков миллионов жизней».

* * *

Лицо начальника областного Управления НКВД показалось Прохору Ивановичу знакомым.

«Где же довелось видеться?» – мучился вопросом.

Вспомнил все-таки. Да, так и есть. Начальник областных чекистов и есть тот самый агитатор, которого когда-то Прохор Иванович спас от ареста.

Молодой человек приятной внешности – аккуратно подбритые усики и бакенбарды – в городской одежде, заметив в конце перрона спешивших вдоль состава жандармов, успел сунуть в мазутную жестянку оказавшегося рядом высокого худощавого железнодорожника в черном масляном ватнике тугую пачку прокламаций. Смазчик оказался смекалистым. Присыпав сверток грязной ветошью, пошел неторопливой рабочей походкой дальше, направляясь к себе в паровозное депо.

– А я все голову ломаю, где вас видел? Но вспомнил! Как же, как же, если бы не вы, туго мне тогда пришлось. Возможно, больше бы и не довелось встретиться, – улыбчивый начальник Управления НКВД Косицын долго не отпускал руку Прохора Ивановича. – Ну, присаживайтесь. Я в курсе дел ваших земляков Ворошиловых. Кстати, у меня служит их родственник. Он еще приходится шурином этому вашему Ефиму Ворошилову.

– Гриня? – непроизвольно выскочило у Прохора Ивановича.

– Ну, можно и так сказать, – усмехнулся начальник. – Так вот, он-то и настаивает на более строгом подходе к этому делу.

– Как? Мельница исправно служит людям. Степан, брат Ефима, построил ее в семнадцатом году собственными руками. Надорвался и умер. Жена Елизавета и Ефим передали мельницу колхозу добровольно.

– Еще бы не передать, – опять усмехнулся начальник. – Знаю, знаю, но частнособственнические настроения некоторых наших граждан все-таки настораживают. Дело еще и не в мельнице. У них в семье один из сыновей, Афанасий, служил белым. Правда, в качестве фуражира, но служил.

– Да, было такое, но сейчас он строит тракторный завод.