Assassin's Creed. Черный флаг - Оливер Боуден

Возможно, оба моих старых друга это увидели и приняли к сведению, что вчерашний мальчишка возмужал.

Я сказал им, что набираю команду для своего корабля.

– Здесь полным-полно умелых матросов, – сказал Эдвард. – Но будь осмотрителен. Недели две назад на островах вдруг объявились моряки его величества. Наделали шуму и вели себя так, словно они тут хозяева.

Услышанное мне не понравилось. Не Вудс ли Роджерс приложил к этому руку? Не его ли разведывательный отряд вторгся на Багамы? А если не он, чем еще можно было объяснить появление незваных гостей? Не исключено, что это тамплиеры. Неужели меня искали? Или что-то иное? Ставки были слишком высоки. О таких вещах я должен знать, поскольку сам в немалой степени способствовал этому.

Кое-что о присутствии англичан на Багамах я узнал в ближайшие дни, когда мы с Адевале вплотную занялись набором команды для «Галки». Люди, с которыми мы говорили, рассказывали о болтавшихся по островам солдатах в мундирах королевских цветов. Меня не удивляло, что англичане намеревались выкурить нас отсюда. Мы были колючкой в боку его величества, большим грязным пятном на его торговом флаге. Как бы то ни было, но интерес англичан к Багамским островам заметно возрос. Я не исключал, что они попытались заслать к нам своих шпионов. Во всяком случае, когда через несколько дней я снова встретился в «Старом Эйвери» с Эдвардом, Беном и Джеймсом Киддом, вдруг примкнувшим к нашей компании, я старался говорить тише и внимательнее всматривался в незнакомые лица.

– Кто-нибудь из вас слышал про место, называемое Обсерваторией? – спросил я у своих друзей.

Сам я не переставал думать об этом таинственном месте. При упоминании об Обсерватории глаза Джеймса Кидда вспыхнули. Я окинул его взглядом с головы до пят. Джеймсу было лет девятнадцать или двадцать. То есть немногим меньше, чем мне. В нем еще не исчезла порывистость, и это тоже нас объединяло. Что же касается Тэтча и Хорниголда, они лишь покачали головой, и некоторое время говорил один Джеймс.

– Да, я слышал про Обсерваторию, – сказал он. – Старая легенда. Нечто вроде легенд об Эльдорадо и фонтане вечной молодости.

Я предложил перейти в дальний угол зала, но и там вначале огляделся по сторонам. Таверны – излюбленные места для шпионов, в том числе и королевских. Убедившись, что до нас никому нет дела, я вытащил из сумки и разгладил на столе рисунок, украденный из резиденции Торреса. Бумага по краям листа успела обтрепаться, и тем не менее изображение Обсерватории осталось достаточно четким. Мои собеседники разглядывали рисунок: кто с неподдельным интересом, кто без интереса вовсе, а кто – с деланым видом, будто рисунок его совсем не занимает.

– Что именно ты слышал про Обсерваторию? – спросил я у Джеймса.

– Так называли храм или гробницу. Внутри якобы были спрятаны сокровища.

– Ну да, место, где все доверху засыпано драгоценными камешками, – засмеялся Эдвард. – Неужели сказки интереснее настоящего золота?

Эдвард не собирался помогать мне в поисках Обсерватории. Я это понял с самого начала. Черт побери, я понял это даже раньше, чем открыл рот. Эдварда занимали сокровища, которые можно потрогать и взвесить на весах. Его притягивал вид сундуков, набитых золотыми испанскими песетами со следами крови их бывших владельцев.

– Знаешь, Тэтч, это гораздо дороже золота. Это в десять тысяч раз превышает сокровища, которые можно захватить на любом испанском корабле.

Бен тоже поглядывал на меня скептически. Как и Эдвард, он предпочитал осязаемое золото. Единственным, с кем я мог продолжать разговор, был Джеймс Кидд.

– Мы обворовываем короля, чтобы платить его беднякам. Тем мы и живем, парень, – с легким упреком произнес Бен и ткнул смуглым пальцем в украденный рисунок. – А это не богатство. Это фантазия.

– Но осуществление этой фантазии позволило бы нам до конца жизни не беспокоиться о деньгах, – сказал я.

Таких, как Эдвард и Бен, называют солью земли. Лучшие люди, с кем мне довелось плавать. Однако сейчас я мысленно проклинал их недальновидность. Они говорили о двух-трех вылазках, способных прокормить нас несколько месяцев. Я же предлагал им искать то, что сделает нас богатыми на всю жизнь! Я уж не говорю про статус. Обретя такое богатство, я сразу становился джентльменом, человеком состоятельным и многообещающим.

– Ты, никак, еще продолжаешь мечтать о той бристольской девке? – язвительно спросил Бен, услышав про Кэролайн. – Ей-богу, парень, выкинь ты ее из головы вместе с Англией. Нассау – вот где наше место.

И на какое-то время я попытался себя убедить, что мои старшие друзья правы и надо думать о более досягаемых сокровищах. Дни неслись незаметно. Мы пили, обдумывали новые вылазки, отправлялись в море, возвращались с добычей, пили за успех и начинали обсуждать новое приключение. У меня было предостаточно времени для размышлений. Я думал о странной иронии судьбы. Когда жизнь свела меня в Гаване с тамплиерами, я слушал их напыщенные речи и мечтал поскорее оказаться в Нассау, рядом со своими свободомыслящими друзьями, привыкшими выражаться просто и понятно. Но, вернувшись в Нассау, я вдруг понял: свободомыслие Эдварда и Бена – всего лишь видимость. Оба загнали себя в рамки определенных представлений, несмотря на простые слова о свободе, что они произносили, несмотря на черный флаг, что мне вручили как-то днем при свете палящего солнца.

Мы с Эдвардом стояли на берегу, у борта «Галки». Там у флагштока застыл Адевале.

– Нам не нужно разноцветья флагов. Нам достаточно одного цвета, – говорил мне Эдвард. – И пусть черный флаг свидетельствует только о твоей верности изначальной свободе человека и гордо реет над твоей головой. Это тебе.

Я махнул рукой. Адевале поднял флаг. Черное полотнище затрепетало на легком ветру. На какое-то время ко мне вернулась прежняя гордость. Я был рад, что тоже успел внести свой вклад в дело истинной свободы. Однако глубоко в сердце у меня оставалась дыра. То было место, посвященное думам о Кэролайн и о зле, причиненном мне когда-то. Как видишь, дорогая, в Нассау я вернулся другим человеком. Просто теперь я умел прятать свои страсти глубоко внутри и дожидаться дня, когда откликнусь на их зов.

А пока мне нужно было думать о другом. Прежде всего – об угрозе нашей вольной жизни. Как-то вечером мы сидели на берегу у костра. «Бенджамин» и «Галка» – наши корабли – стояли на якоре.

– Здесь, парни, у нас настоящая пиратская республика, – сказал Тэтч. – Мы свободны. Мы процветаем. Ни тебе королевского духовенства, ни сборщиков налогов.

– Почти семьсот человек заявляют о своей верности собратьям на берегу Нассау. Неплохая цифра, – сказал Джеймс Кидд.

Он бросил на меня косой взгляд. Я сделал вид, что не заметил.

– Верно, – подхватил Тэтч и тут же рыгнул. – Но у нас нет надежных укреплений. Если королевские силы вздумают атаковать город, они нас раздавят.

Он протянул мне бутылку с ромом. Я взял, приподнял так, чтобы луна освещала содержимое, и, довольный тем, что на донышке нет осадка, сделал глоток.