Имитаторы. Иллюзия "Великой России" - Александр Казинцев

Первая мысль: так зачем же работать на такой должности, требующей огромной отдачи сил, если деньги все равно уплывают из кармана? Со временем я уразумел, что и 80 тысяч, остающихся директору, — это больше, чем доходы других работников. Но лишь годы спустя мне стала ясна справедливость и даже мудрость подобной системы. Американский директор оплачивал social security. И не только для какого-нибудь чумазого обитателя Гарлема, который, получая малую толику позаимствованных у директора средств, мог обеспечить свою семью хлебом насущным, но и собственную, директорскую защищенность. От того же негра из Гарлема: кто знает, что он мог бы натворить, оставшись без помощи и пищи.

Как бы ни относиться к Америке (а я, как, надеюсь, известно читателям, не являюсь ее поклонником), ей не откажешь в расчетливости. Которой так не хватает российским реформаторам: они с какой-то детской или, точнее, первобытной алчностью желают захапать все.

Делиться надо! — подсказывает элементарный расчет. Он же побуждает американцев не просто перераспределять средства в пользу малоимущих, но и контролировать потребление. В отличие от Кудрина и Зурабова, они не монетизируют льготы, а дотируют производителей и продавцов. Бесплатный набор продуктов позволит бедняку из Гарлема продержаться неделю. А если ему выплатят их стоимость, он, возможно, пропьет деньги, и всю неделю голод будет провоцировать его на агрессию.

Примерно так же устроена система социального обеспечения в Израиле. 50-процентная скидка на проезд в общественном транспорте, на посещение выставок и музеев. 30-процентная — на муниципальные платежи. 75-процентная — на лекарства, включенные в дотируемую государством «корзину». Новая программа предполагает и прямые выплаты, в частности увеличение пенсий («МК», 19.01.2005).

К слову, о лекарствах. Зурабов рекламировал свою аптечную программу как какое-то неслыханное благодеяние. На самом же деле национальные списки льготных лекарств есть в 156 странах мира («МК», 22.04.2005). Во многих государствах — Англии, Канаде, Швеции, Норвегии, Италии, Испании и др. — существует система бесплатного медицинского обслуживания. К примеру, в Канаде, по словам известного аналитика Е. Гонтмахера: «…Как только любой премьер-министр выйдет на трибуну и скажет народу: «Давайте от бесплатной медицины будем отказываться и переходить на страховую», — через два дня он будет в отставке» («Независимая газета», 10.06.2005).

Цивилизованные государства не экономят и на обучении своих граждан. Но даже там, где высшее образование платное, как в США, действует активная система поддержки, включающая государственные кредиты под низкий процент, корпоративные стипендии, премии и призы. В результате и в наиболее престижных американских университетах — Гарварде, Принстоне и Стэнфорде — лишь четверть студентов обучается полностью за свой счет («Независимая газета», 06.04.2005).

Образцовой считается система социальной защиты, созданная в скандинавских странах. Местные авторы без ложной скромности провозглашают: «…В XX веке пять североевропейских стран создали тип общества, добившегося самых больших успехов в истории человечества. На уровень самых процветающих стран они поднялись из пучины бедности. Национальный продукт распределяется здесь наиболее справедливым образом как между социальными и возрастными группами, так и между полами» (цит. по: «Российская газета», 22.03.2001).

Процитированную декларацию можно было бы счесть провинциальным бахвальством, если бы не общеизвестные успехи наших северных соседей. Бывший премьер советского правительства Николай Иванович Рыжков рассказывал мне о впечатлении, которое произвела на него Норвегия: «Мы строили-строили социализм, а построили его вот где…».

В последние годы предпринимаются попытки обобщить скандинавский опыт. В новых условиях скандинавская модель рассматривается не только в качестве противовеса капитализму с одной стороны и социализму — с другой, но и как альтернатива глобализации с ее негативными последствиями — сокращением рабочих мест на Западе, подрывом влияния профсоюзов, уменьшением отчислений в государственные и местные бюджеты из доходов транснациональных корпораций и, как следствие, «усыханием» социальных пособий. Настольной книгой нового течения стала работа профессора Стокгольмского университета Иоахима Пальме, сына убитого (по одной из версий — агентами ЦРУ) премьера Швеции социалиста Улофа Пальме «Северная модель и модернизация социальной защиты в Европе». Последователи И. Пальме, такие как профессор Еспин Андерссен и Суне Перссон, звонкую декларацию которого я процитировал выше, прямо говорят о «Северной альтернативе» как идеологии современного государства всеобщего благосостояния.

К сожалению, работы авторов этого направления до сих пор не переведены на русский язык. Достижения северных соседей замалчиваются. Что могло бы удивить: ведь они признаны во всем мире. Более того, со Скандинавией нас объединяет опыт «догоняющей модернизации» — форсированного преодоления пути от архаичного аграрного общества к индустриальному. И если скандинавам, в отличие от нас, посчастливилось преодолеть этот путь без колоссальных потерь, а затем одними из первых вписаться в общество постиндустриальное, то их достижения должны представлять особый интерес для России. Однако, как мы увидим далее, в московской элите имеются влиятельные противники «Северной альтернативы» — именно потому, что она позволяет избежать гибельного перекоса в сторону «дикого капитализма».

Поэтому не стоит удивляться скромному количеству публикаций на сей счет в российской прессе. Мне удалось отыскать всего две статьи, написанные на шведском материале, и одну, обобщающую норвежский опыт. В Интернете представлено немало научных рефератов, но они не предназначены для широкой аудитории. Попробую суммировать сведения.

Поскольку наиболее последовательно скандинавская модель осуществилась в Швеции, систему социальной защиты мы рассмотрим на ее примере.

Эта система — детище социал-демократической партии, правящей в стране с небольшими перерывами с 1932 года. В основе «шведского льготного рая» — перераспределение национального дохода через государственный бюджет. Тот, в свою очередь, наполняется за счет налогов. Шведские налоги — самые высокие в мире. На рубеже 90-x суммарные поступления от налогов составляли 56 % шведского ВНП, тогда как в других странах ЕС они не превышали 41 %. Основная нагрузка падает на лиц со сверхдоходами: максимальная ставка — 50 %, и это в качестве «послабления» — до 1991 года она равнялась 72 %! Для среднеоплачиваемых работников планка — 30 %. Малообеспеченные, а в Швеции таковыми считают тех, кто получает менее 90 тыс. крон в год (12 тыс. долл.), платят по ставке 20 %.

Вот мы говорим: налоги, бюджет. А можно определить и по-другому — национальная солидарность. Конечно, с кровными расставаться нелегко — по всей стране на кухнях ворчат. Но отдают деньги: каждый — сколько положено.

Так набирается «шведская сотня» — 100 млрд. долл., составляющих годовой бюджет. Большая его часть, свыше 50 %, тут же возвращается населению в виде разнообразных трансфертных платежей: пенсий, жилищных субсидий, пособий на детей, сельскохозяйственных и промышленных субсидий. Вы спросите: зачем же тогда собирать эти деньги в Центр? Во-первых, не только в Центр: основные налоги в Швеции собирают коммуны — аналог наших районов. Во-вторых, больше денег берут у богачей, а отдают больше тем, кого здесь именуют «нуждающимися». Вы полагаете, другая часть бюджетных денег идет на государственные нужды? Правильно, но это средства — не столько на содержание госаппарата, сколько на функционирование разветвленной сети бесплатных больниц, вузов, школ, детских садов.