Корона Героев - Робин Маккинли

За ужином Аэрин сказала:

— Я ни от кого больше не слышала, чтобы это называли «келар». Только Дар или королевская кровь.

Лют, благодарный за прерванное молчание, быстро ответил:

— Да, это довольно верно, хотя твоя семья получила королевскую власть благодаря его силе, а не наоборот. Изначально он пришел с Севера. — Улыбнувшись ее потрясению, маг продолжил: — Да, это так. У вас и у демонов общий предок, и оба ваших народа пронесли келар через множество поколений. Общий предок вам необходим, без нематериальной силы, даруемой келаром, вы не могли бы сражаться с демонами, и Дамара бы не стало.

Она снова рассмеялась своим шепчущим смехом и заметила:

— Камень в огород тех, кто любил попрекать меня тем, что я полукровка.

— Именно, — согласился Лют, и на лице его промелькнуло раздражение, которое она привыкла видеть, когда бы ни заходила речь о дворе ее отца. — Их невежество столь велико, что один-единственный намек на правду приводит их в ужас. И этот намек — ты.

— Ты явно переоцениваешь меня, — возразила Аэрин. — Может, теперь я и есть все то, что ты про меня говоришь, но прежде я была ничем — не более чем досадной помехой. Особенно досадной потому, что мне хватило бестактности родиться у короля, из-за чего меня не получалось игнорировать, как я того заслуживала.

— Игнорировать! — воскликнул Лют. — Ты должна стать королевой после своего отца. Серьезный, ответственный Тор не более чем узурпатор.

— Нет, — возразила Аэрин уязвленно. — Тор серьезный и ответственный, и из него получится куда лучший король, чем из меня королева. Да какая разница, если он им станет, а я нет.

— Почему нет? — не понял Лют. — Это же ты дитя Арлбета.

— От второго брака, — пояснила Аэрин. — Если бы у королевы Татории родился ребенок, разумеется, после Арлбета правил бы он… то есть, разумеется, правил бы, будь он мальчиком. Но Татория умерла бездетной. Королям, вообще-то, не полагается жениться повторно, однако при крайней необходимости можно, например в случае бездетного вдовства. Но они не могут жениться на неведомых чужестранках сомнительного происхождения. Уверена, все заинтересованные лица испытали большое облегчение, когда беременность неведомой чужестранки разрешилась девочкой, — даже перворожденных дев безупречного происхождения обычно удается обойти наследованием, поэтому отпихнуть меня в сторону было так же легко, как поклясться Семью Совершенными Богами.

Галанна предпочитает считать меня незаконнорожденной, но я видела книгу записей, и я там числюсь как законная дочь — однако не как законная наследница. Священники называют второй брак моего отца морганатическим — моей матери даже не разрешили стать Достопочтенной Супругой. Просто на случай, если у нее родится мальчик.

Со дня встречи с Мауром чувство времени у Аэрин разладилось. И хотя здоровье ее в горной долине у Люта возвращалось, ей все равно с трудом верилось, будто дни и недели имеют какое-то значение. Когда до нее дошло, что одно время года сменилось другим, да и то другое уже проходит, и что такие вещи следует замечать, она отшатнулась от этого знания. Ведь именно тогда Лют сообщил ей о цене, заплаченной ею за возвращение к жизни. Бессмертие оказалось куда более ужасной расплатой, чем любая другая, какую она могла себе вообразить.

Воздух становился холоднее, трава на лугу побурела или приобрела тускло-фиолетовый оттенок, цветы перестали цвести, а Аэрин все прикидывалась, будто замечает эти вещи только порознь. Лют наблюдал за ней и знал большую часть того, о чем она думала, но не находил слов утешения. Он мог предложить ей только знание — о магии, об истории, о Дамаре, о мирах, где странствовал, и о привезенных оттуда чудесах. Он охотно учил ее, а она охотно училась. Каждый из них отвлекал другого от чего-то, с чем этот другой был пока не готов встретиться. Выпал снег, и Талат проводил дни вместе с остальными животными в низком открытом хлеву на краю луга. Порой к ним присоединялись несколько оленей поесть их сена и овса. Но олени приходили в основном ради компании — и овса, конечно, — потому что зима никогда не бывала суровой там, где обитал Лют, и лед никогда не сковывал берегов озера Грез.

Порой новообретенное знание пугало Аэрин, или, может, пугала сама возможность узнавать подобные вещи от мага. И однажды, почти невольно, Аэрин спросила:

— Почему ты мне… столько рассказываешь?

Лют задумался.

— Я рассказываю тебе… Кое-что тебе нужно знать, кое-что ты заслужила право знать, а кое-что тебе знать не повредит. — Он остановился.

— А кое-что?

Он вскинул руки и брови и еле заметно улыбнулся. Бледное зимнее солнце блестело на его желтых волосах и отражалось в голубых глазах. Морщины не бороздили его лицо, а узкие плечи были прямы и сильны. Но все равно он казался ей старым, старым, как горы, старше, чем большой серый дом, в котором он обитал, а тот выглядел так, будто стоял тут с тех пор, как солнечный луч впервые упал на поверхность серебряного озера.

— А кое-что я рассказываю тебе только потому, что мне хочется тебе об этом рассказать.

Уроки становились все длиннее, ибо разум Аэрин набирался сил вместе с телом. И она полюбила учение ради него самого, а не просто потому, что в крови у нее бродит келар и королевскому дому Дамара не должно быть стыдно принять ее. Она сделалась ненасытна в учении.

— Мне скоро придется дать тебе печать мага, — однажды пасмурным вечером сказал, улыбаясь, Лют, когда снаружи мягко падал снег.

Аэрин встала и принялась беспокойно расхаживать, дважды прошла зал из конца в конец — до открытой двери и обратно к столу у очага, где сидел Лют. Зал как нельзя лучше подходил для расхаживания, ведь даже у отъявленного непоседы уходило несколько минут, чтобы добраться от одного конца до другого и обратно. Дверь была нараспашку круглый год, ибо холод сам собой оставался снаружи и сквозняки несли лишь теплые потоки воздуха от очага. Аэрин с минуту таращилась на мерцающий белый двор, а потом вернулась к Люту за стол у огня.

— Я пришла сюда в первую очередь за исцелением, а во вторую за знанием, — но, клянусь богами и их преисподними, я не знаю, под силу ли мне выдержать и то и другое. Впрочем, выбора у меня нет. И я даже не знаю, какие знания мне нужны.

Лют поднялся и подошел ближе к огню.

— Я рассказываю тебе все, что можно.

— Можно! — вскипела Аэрин. — Что ты можешь рассказать мне такого, чего нельзя? Что я такое теперь, когда я больше не принадлежу ни к людям — к которым, как оказалось, не принадлежала никогда, — ни к смертным, каковой все-таки была? Почему ты меня вылечил? Почему ты вообще меня сюда позвал? Почему ты учишь меня такому количеству вещей и грозишь мне печатью мага, чтобы любой с первого взгляда видел, что меня надо бояться? То-то дома веселья будет — я и так уже очень популярна. Почему? Почему ты не прогоняешь меня? — Она осеклась и уставилась на свои ноги. — Почему я не могу просто уйти?

Лют вздохнул: