Файролл. Сицилианская защита - Андрей Васильев

По бокам проплывали скалы, плескалась вода за бортом, мягко шлепало о поверхность реки колесо — в общем, умиротворяющая была атмосфера, что не способствовало добросовестному несению службы. Я исщипал все руки и щеки, чтобы не заснуть, и, должно быть, имел очень помятый вид, поскольку пришедший на смену Торсти долго на меня пялился с кривой усмешкой.

— Слушай, — спросил я у него, — а почему ты в страже оказался? Гномов же не берут сюда?

— Я не местный, — пояснил Торсти. — Я из клана «Громыхалы», мой род под Рованийским кряжем живет. А пришлых гномов местным не жалко.

— А это где такой есть, Рованийский кряж?

— Это недалеко от Пограничья. — Гном повернулся ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен. Наверное, обиделся, что я о таком славном месте не знаю ничего.

Пограничье, стало быть. Надо будет потом с этим бородатым пообщаться о всяких разностях. Как бы не пришлось туда наведаться, и если есть возможность что-то узнать, то чего бы не подсуетиться?

Вика уже была дома. Она стояла у раскрытого нараспашку шкафа с моей одеждой и придирчиво смотрела на его содержимое.

— Вот что, дорогой, — сказала она, видимо услышав, как я с кряхтением выбираюсь из капсулы. — Надо тебе гардероб обновить, причем в ближайшее время. Ну как обновить? По факту, тебе его полностью заменить надо.

— С чего бы? — хрустнул я суставами, потягиваясь. — У меня все есть.

— Что «все»? — саркастически спросила Вика, поворачиваясь ко мне. — Пять футболок, пара джинсов, два свитера непонятного цвета и формы, которыми даже матерый админ побрезгует, и груда одиночных носков? Это не гардероб.

— Нормальные свитера, — пробурчал я. — Они знаешь сколько всего помнят.

— Они еще дедушку Ленина помнят, — сказала, как отрезала, Вика. — Причем не исключено, что еще функционирующего и вертикального.

— И?

Была бы охота мне с ней спорить и тем самым сокращать себе жизнь? Я точно знаю, что русской женщине в вопросах рождения ребенка, уродства подруги и обновления гардероба всегда пофигу, на каком ухе у ее мужика тюбетейка.

— В субботу в «Мегу» поедем, там хороших магазинов много. Надо тебе купить… — Вика защелкала пальцами, откуда-то извлекла блокнотик с ручкой и забормотала что-то себе под нос, тут же ставя какие-то пометки на листочке.

Что она там намечала мне приобрести, я слушать не стал, направившись на кухню, откуда вовсю пахло чем-то вкусным, не исключено, что борщом.

— Ну я все записала, что тебе надо купить. — Вика пришла на кухню, когда я доедал вторую тарелку, почти насытившийся и потому абсолютно довольный жизнью.

— Про себя не забудь, — не останавливая процесс поедания огненно-горячей и пряно-острой вкуснятины, прочавкал я. — Скоро Новый год, тебе тоже всякого-разного надо купить.

Вика задумчиво посмотрела на меня, постукивая ручкой по столу.

— Чего? — остановил я ложку, не донеся ее до рта. — Что не так-то? Деньги есть, долгов нет — чего не купить-то тебе обновок?

Видимо, я угадал с фразой, поскольку Вика перекинула листочек блокнота и начала что-то писать, надо полагать, промтоварное и женско-специфическое.

— Может, завтра все-таки не пойдешь на проставу? — спросила она меня, не отвлекаясь от процесса.

— Надо, — посолил я кусочек черного хлеба (привычка еще с армейки). — Обещал, да и вообще…

— Я тебя очень прошу — не пей там много, — подняла она голову от записей. — Не нужно тебе это.

— Да я и не собираюсь, — заверил ее я. — С чего бы?

— Я знаю, что ты не собираешься, но оно у тебя всегда само так выходит. — Вика слегка нахмурилась. — У меня предчувствие нехорошее.

Я вздохнул.

— Ну коли предчувствие, то конечно. Да не волнуйся ты, все нормально пройдет. Закинем по паре рюмок за воротник — и по домам. Мне тоже это мероприятие не сильно по душе, но это традиция, а они в журналистике святы. Братство пишущих и вынюхивающих и все такое…

— Ну дай бог нашему теляте… — Вика снова начала что-то писать в блокнот.

— Что в редакции? — Я откинулся на стуле, сложив руки на животе. — Надеюсь, сегодня обошлось без жертв?

— Абсолютно. — Вика подняла голову. — Все спокойно, без происшествий. Одна выказывает рвение, вторая скучает, третья дрессирует парней. Мальчики уже выучили ряд команд, и каждый из них уже знает свое место.

— Да ты что? — Я улыбнулся. — Даже так?

— Представь себе. «Леночка сказала» теперь главная фраза у твоих, как ты их называешь, «гамадрилов».

— Надеюсь, это относится не к работе? — посерьезнел я. — Там ключевая фраза должна быть: «Шеф сказал», следом за ней идет: «Вика сказала».

— Нет, — кривовато улыбнулась Вика. — Это относится только к вопросам быта. Кстати, о быте. Этот новенький, Жилин который… Построил завхоза, я и не знала, что такое возможно. Кулер новый припер, обогреватели нам поставили, в понедельник трубы у нас в крыле менять будут. Прямо молодец!

— Он у Шелестовой тоже в пристяжных ходит?

— Нет, этот не ходит, он как-то довольно умело от нее отошел в сторону. Он четко знает, кто начальство, а кто нет, и на всякую ерунду не разменивается.

— Вот что значит человек отслужил. — Я гордо посмотрел на Вику. — Видать, хороший у него сержант был, из тех, кому памятники на вокзалах ставить надо. Нужно к этому Жилину приглядеться повнимательней. А что до Шелестовой — не куксись, и на твоей улице праздник будет.

— Ой, больно надо, — фыркнула она. — Тоже мне, королева навоза и пыли. И концы у нее секутся.

Закончив этой фразой наш диалог, Вика ушла в комнату. Я помыл посуду и сказал себе: «Все, спать. Завтра ж на вахту!»

Впервые за долгое время утром я встал по будильнику. Боже правый, как же хорошо было без него просыпаться, без этих протяжных трелей. Но служба есть служба, и я, чертыхаясь про себя, побрел в сторону кухни.

— А, прочувствовал? — встретил меня там ироничный Викин взгляд. — А я вот так каждый день.

— Да будет тебе ведомо, о благоуханная хризантема моего сердца, — с достоинством ответил я ей, подтягивая трусы, — что я вольный образ жизни веду не так давно, и до этого мне тоже приходилось вставать каждое утро с первыми таджиками-дворниками. А когда и вовсе не спать, в поте лица добывая интересный материал, зачастую рискуя здоровьем и рассудком.

Пискнул Викин телефон, та прочла сообщение и кивнула.

— Я знаю, что ты у меня герой, вот самый-самый такой, и вдобавок — матерая акула пера. — Вика встала, ополоснула чашку, после, позвенев посудой, поставила передо мной кофе и тосты, поцеловала в маковку и сообщила: — Все, я пошла, за мной уже машина пришла.

— Машина? — Я отхлебнул кофе и цапнул поджаренный тост. — И кто нас возит?