Стрелок. Митральезы для Белого генерала - Иван Оченков

– Не угодно ли чаю? – еще раз предложил Шеман.

– С удовольствием, – не стал на сей раз отказываться Будищев.

– А может еще?.. – вопросительно изогнул бровь гардемарин, но к его удивлению, приятель отказался.

– Не так быстро, Саша. Дел много.

– Да какие же у тебя могут быть дела?

– Ну мало ли… кстати, что-то я не помню, когда Бриллинг с нашей вечеринки ушел?

– Может быть, ты еще не помнишь, как пил с ним на брудершафт?

– Что?!

– Было-было, – с легкой усмешкой подтвердил лейтенант. – Вы ему постоянно подливали, потом стали демонстрировать стрельбу по бутылкам, потом кинулись его обнимать, так что мы боялись, что вы его задушите…

– Вы сейчас серьезно? – недоверчиво переспросил Дмитрий, в памяти которого сохранилась только стрельба и растерянное лицо хорунжего.

– Ну да, – радостно, будто сообщая о награждении или производстве в следующий чин, воскликнул Майер. – Ты потом предложил тост за содружество родов войск, и после этого я Бриллинга тоже не видел.

– После этого он поспешил ретироваться, – с непроницаемым лицом заметил Шеман.

– Полагаете, его смутила моя стрельба? – повернулся к командиру Будищев.

– Скорее, то, что вы стали кавалером ордена Святого Владимира.

– И что в этом такого?

– Для вас, может, и ничего, а для людей сведущих очень много. Вам известно, что в Российской империи у награждений существует строгая очередность?

– Что-то слышал.

– Что-то?! – сарказм в голосе лейтенанта стал настолько явным, что его услышал даже пьяненький Сашка Майер, не говоря уж о начавшем трезветь Будищеве. – Так вот, да будет вам известно, что прежде всего награждают орденами Святого Станислава и Святой Анны третьего и второго класса, а только потом очередь доходит до Владимира. Бывало, конечно, что награждения перепрыгивали через какую-то ступень, но никак не через пять кряду! Да еще и лицу, не в обиду будь сказано, не имеющему никакого чина!

– Полно вам, Николай Николаевич, – вяло возразил гардемарин. – Государь волен жаловать ордена в любом порядке, на то он и государь. А то ведь род графов Блудовых того и гляди пресечется…

– А это тут при чем?! – недобро сверкнул глазами Будищев.

– Прости, друг, – тут же пошел на попятный Майер. – Но ведь всем известно твое происхождение и сложные отношения с родственниками.

– Не со всеми, – задумался про себя прапорщик, вспомнив графиню Антонину Дмитриевну, относившуюся к нему с искренней привязанностью и все еще имевшую немалый вес при дворе.

– В другое время, – продолжал тем временем Шеман, – Бриллинг не обратил бы на эти обстоятельства никакого внимания, тем паче что на дуэли нет надобности отбивать горлышки у бутылок, достаточно просто попасть в грудь противнику, а уж это он сумеет. Но сейчас ему надо заслужить возвращение в гвардию, и посему скандалы, как с вами, так и с вашими покровителями при дворе, совершенно излишни.

– При малом дворе, – хихикнул гардемарин.

– При каком? – не понял Дмитрий.

– При том, которым безраздельно правит светлейшая княгиня Юрьевская, – пояснил лейтенант, бросив на Майера недовольный взгляд. – Вы, кажется, какие-то гальванические игрушки делали для ее старшего сына?

– Пока еще княгиня, – заговорщически подмигивая, шепнул Сашка, сделав акцент на слове «пока».

– А вот это уже не наше с вами дело! – строго прервал подчиненного Шеман. – Кроме того, считаю своим долгом напомнить, что вокруг война, и мы с вами, господа, в походе. И если кто-то наивно полагает, что у него нет служебных обязанностей, то я берусь разубедить его в этом пагубном заблуждении! Всем ясно?

– Так точно! – подскочив, четко ответил командиру Будищев, пока Майер честно попытался изобразить раскаяние на лице, но так и не преуспел.

– Полно, Дмитрий Николаевич, – смягчился лейтенант. – Я весьма рад и вашему производству, и кавалерству. Более того, я уверен, что вы как никто заслужили эти награды, но по-приятельски хочу предостеречь на будущее. У вас есть не только друзья, но и враги, а теперь к недоброжелателям добавятся еще и завистники. Будьте осторожнее.

– Благодарю за совет, – кивнул прапорщик.

– А еще поберегитесь Бриллинга, – добавил вполголоса Шеман, наклонившись к нему. – Я встречал людей такого сорта. Если он не сможет действовать открыто, то непременно что-нибудь предпримет исподтишка.

Считается, что доля обер-офицера не в пример легче и приятнее унтерской. Во всяком случае, раньше Дмитрий именно так и думал, но действительность, как водится, оказалась куда более прозаичной. «Благородием» его величали и раньше, а вот обязанностей меньше не стало. Дело в том, что митральезы системы Барановского – Будищева имели достаточно сложные и капризные механизмы. И во всем Закаспийском крае, а может быть и во всей России, никто не разбирался в них лучше своего изобретателя. Более того, никто толком не знал, как их применять на поле боя, хотя о последнем мало кто догадывался.

В общем, когда батарея снова собралась вместе в Бами, выяснилось, что личный состав и в особенности унтера следили за пулеметами весьма условно, чистка проводилась без должного энтузиазма и вообще расчеты, оказавшиеся вдалеке от своего «любимого кондуктора», нюх потеряли. Сложившаяся ситуация была сочтена совершенно нетерпимой, и новоиспеченный прапорщик, рыкая аки лютая тигра, взялся за ее исправление. Ежедневная чистка, смазка и последующая проверка стали обязательным ритуалом. За ними следовали индивидуальные занятия с наводчиками, потом стрельбы, после них тактические занятия, затем… наступала ночь, и все валились с ног от усталости, чтобы утром снова взяться за дело.

Особенно доставалось «тачаночникам». Никто доподлинно не знал, где и как Будищеву удалось раздобыть пару рессорных пролеток, но именно на них он установил две картечницы на треногах. Таким образом, получились две высокомобильные огневые точки, вполне могущие следовать в походе и бою за кавалерией и в случае надобности поддержать их атаку или, наоборот, отразить внезапное нападение. Происхождение названия – «тачанка» тоже было неясным, но оно неожиданно всем понравилось и скоро вошло в обиход, точно так же, как и понятный даже самому неграмотному солдату термин «пулемет» стал вытеснять тяжеловесную заморскую «митральезу». После недолгих тренировок Будищев продемонстрировал их работу Скобелеву.

Обычно Белый генерал передвигался, окруженный лишь маленькой свитой, состоявшей из пары ординарцев, однако на испытания неожиданно заявился вместе со всем штабом. Более того, среди штаб-офицерских мундиров, увешанных орденами и аксельбантами, мелькало два женских платья. Как оказалось, обе сестры милосердия сочли возможным украсить своим присутствием предстоящее действо. Причем дамы, к удивлению Дмитрия, были верхом на двух ладных кобылках местной породы. Впрочем, разглядывать наряды и выезд барышень у него не было времени…